Трудности с тонкими ветками начал испытывать и медведь, с треском они обламывались под его лапами, а косолапый всё чаще соскальзывал по стволу. И всё же расстояние между ним и мальчишкой неуклонно сокращалось. У детей не было в наличии мощного подспорья в виде длинных и острых когтей, как у мохнатого преследователя, они могли опираться только ветви пихты, которые чем выше, тем становились тоньше.
Под рукой Матвея обломилась очередная ветка. По внезапному наитию он решил не выбрасывать её, а использовать в качестве оружия. Когда до медвежьей морды осталось меньше половины метра, мальчик размахнулся и изо всех сил хлестанул по ней пихтовой веткой. Колючие иголки вонзились в самую чувствительную область медвежьей морды — в нос и в глаза. Злобно ревя, медведь попытался ухватить лапой надоедливое препятствие, но оторвав её от ствола, потерял сцепление и съехал вниз.
Через пару секунд свирепая звериная морда вновь замаячила под ногами мальчика. Вика, судорожно вцепившись в тонкую пихтовую макушку, закричала от страха. В этом отчаянном крике выплеснулись все её переживания за жизнь Матвея. Надежды на спасение таяли с каждой секундой. Матвей в не меньшем отчаянии хлестал и хлестал веткой по звериной морде, стараясь ослепить или по крайней мере заставить медведя отстать от них. Шатун отмахивался с яростным рёвом. Сдирая когтями кору, он съехал вниз.
Впрочем, недаром основной чертой медвежьего характера считалась настырность. Даже в таком опасном для себя положении, каждую минуту рискуя сорваться с двадцатиметровой высоты, зверь упрямо лез наверх, игнорируя инстинкт самосохранения. Мобилизовав все свои силы, он изловчился и длинными когтями ухватил ветку, которой бил его мальчик, и вырвал её из рук. Теперь ничто не мешало зверю добраться до заветной еды и утолить, наконец, терзавший его голод. Шатун крепко уцепился когтями в тонкий ствол и подтянулся выше. Теперь от ноги мальчика его отделяло лишь несколько сантиметров.
Вика закрыла глаза, не в силах больше видеть происходящее.
Медведь, хоть и с невероятным трудом, но преодолел короткую дистанцию, отделявшую его от человеческого детёныша. Матвею не оставалось ничего другого, как поджать ноги. Хищник недовольно заурчал, но сумел продвинуться по стволу ещё выше.
Отчаяние, холодное, как окружавший воздух, пронзительное, как тишина в тайге, охватило внезапно и Матвея, и Вику. Они с ужасом осознали, что у них не осталось ни единого шанса на спасение.
И вдруг где-то в чаще леса, словно в другой реальности раздался собачий лай, и вслед за ним прогремел выстрел из охотничьего ружья. Медведь замер, удивлённо уставившись в сторону источника этих звуков. Дети, ободрённые вновь вспыхнувшей надеждой, тоже обратили свои взгляды вниз на опушку, где разворачивались события, кардинально поменявшие расстановку сил.
Громыхнул второй выстрел, следом ещё два. Четыре волка остались лежать на окрашенном красной кровью снегу, остальные, не дожидаясь подобной участи, врассыпную бросились в таёжную чащу. На поляну, победно задрав пушистый хвост, со звонким лаем, далеко разносившемся в морозном воздухе, вынеслась собака, за ней показались две фигуры на лыжах. Верный пёс, потомок волков, раньше людей определил, где находится враг, и первым оказался у дерева. Подняв передние лапы на ствол, и мордой, и яростным лаем сигнализировал хозяевам о местоположении опасного хищника. Два охотника, отлично понимая язык четвероногого друга, задрали головы наверх и замерли в изумлении.
Дети?!
Откуда здесь в таёжной глуши оказались двое детей? Долго пребывать в ступоре и предаваться размышлениям охотники были не приучены. Виновник, загнавший ребят на дерево, был хорошо виден. Первая пуля пробила медвежью шкуру, впившись прямо в толстый зад. Василий не хотел ненароком задеть ребятишек и заведомо метил ниже важных жизненных медвежьих органов. Зверь заревел от боли и, ослабив хватку, заскользил вниз по стволу. Выпущенная Макаром вторая пуля пробила ему голову. Мохнатый зверь, ломая ветки, кулем полетел на землю.
*****
В Москве шел снег, засыпая мелкими снежинками дороги, тротуары, дома, деревья и людей. Александр сидел в своей квартире, сегодня он остался дома и не вышел на работу. Он ждал. Прошло семь дней, как цыганка в аэропорту предсказала ему получение сообщения, проясняющее судьбу его сына, пропавшего без вести. Надежды на счастливый исход было мало, может цыганка ошиблась, разве это возможно — знать, как развернулись события за тысячи километров отсюда, но Александр все равно с волнением ждал, в глубине души веря, надеясь и веря. Телефонный звонок раздался так резко, что Александр вздрогнул и каким-то внутренним чутьем почувствовал, что это и есть то сообщение, которое он так ждет. Но подойти к телефону он медлил, боясь услышать в трубке самое страшное и потерять надежду. Телефон продолжал настойчиво звонить, и Александр, наконец, осторожно снял трубку и поднес к уху. Сквозь хрипы несовершенной в русской глубинке связи он услышал знакомый, родной и радостный голос сына.
— Папа, это я, я жив…