Тайга

Подойдя к кладбищенскому забору, он растерянно оглянулся по сторонам. Николай надеялся увидеть старушку, которую встретил здесь в прошлый раз. Он одновременно хотел этого, и боялся. После разговора с Ириной, он и сам начал сомневаться в своей адекватности. За последние сутки, не раз спрашивая себя, а был ли тот разговор, была ли та странная бабушка? Но на кладбище не было ни одного человека, тихо и спокойно. Ни одной живой души, даже птиц не слышно. Тяжело вздохнув, он не торопясь пошел вдоль могилок. Вглядываясь в фотографии, он полностью погрузился в свои мысли. Из оцепенения его вывело трогательное детское личико, наивные широко раскрытые глаза, смотревшие прямо на него. Он даже вскрикнул от неожиданности. Цветная фотография запечатлела совсем маленькую девочку, максимум двух лет от роду. Окаймленный золотыми кудряшками гладкий лобик, пухленькие улыбающиеся губки, голубые ясные глаза. Такое чувство, что живой ребенок смотрел прямо в его душу.

— Господи, — не сдержался он и перекрестился, хотя никогда не верил ни в бога, ни в дьявола.

— Это моя правнучка, Лизонька, — проскрипел рядом с ним старческий голос.

Николай даже не шевельнулся. Он и так знал, кому он принадлежит.

— Как же так получилось? Она совсем малышка.

— До своего третьего дня рождения всего три дня не дожила. А уж как она его ждала! Меня попросила куколку подарить, страшненькую какую-то, с кривыми ножками. Очень уж хотелось ей игрушку, как у соседки, Сонечки.

— Купили? — почему-то спросил он.

— А как же! Разве я могла своей любимой девочке отказать. Я бы себя последнего куска хлеба лишила, но ее бы все равно порадовала. Она ж как глазки свои поднимет, как улыбнется, так и душа таит, и сердце будто замирает. Оно у меня никогда так раньше не замирало, даже когда деда своего встретила да полюбила, когда дочку родила и впервые в ее морщинистое личико заглянула. А с ней вот замирало… Я даже боялось иногда, что оно навсегда остановилось, что не заработает больше мой моторчик. Только вот наоборот получилось, ее крошечное сердечко биться перестало.

Несправедливо, ох как несправедливо! Я ведь почти семьдесят лет воздух коптю, уже все в этой жизни видела, все знаю. Почему меня Бог вместо нее не забрал, зачем на земле мучиться оставил? Он же сам закон жизни нарушил! Не должны дети вперед своих родителей в землю ложиться. Чего уж о внуках и правнуках говорить?

Внученька моя, мама Лизонькина, до сих пор оправиться не может. С головкой у нее проблемы, большие. Не верит она, что дочки ее уже нет. Думает, что жива ее Лизонька. Каждое утро в магазин за свежим молочком бегает, чтобы кровинушки своей кашку свеженькую сварить. Разговаривает с ней, сюсюкает. А иногда, видимо, что-то у нее в голове проясняется. Начинает по квартире метаться, на стены прыгать, выть, как волчица. Кричит, плачет, волосы на себе рвет. Потом, словно выключает ее кто, на пол сядет и начинает куклу Лизонькину на руках качать, колыбельную петь. Год почти прошел, а ей только хуже с каждым днем делается. Муж уже подумывает в больницу ее определить, в сумасшедший дом значится.

— Ужасная судьба, — вздохнул Николай. — А что случилось с Лизой? Отчего она…

— Умерла, — продолжила за него старушка фразу, застрявшую у него в горле. — Я уже привыкла, смирилась. Все равно скоро за ней отправляюсь, буду там за ней приглядывать. Одной то ей там тяжело, наверное. Крошечка она еще совсем. А сгубили ее слезки хрустальные.

— Какие слезки? — не понял Николай.

— Болезнь такая есть, коварная очень и редкая. Организм ребенка хрусталики вырабатывает и они внутри нее ходят, бродят, здоровье губят, а в итоге и жизнь отнимают. Мы ведь и не знали, что за недуг ее одолевает. Уже после смерти врач сказал.

— Надо же, — вглядываясь в фотографию, он зябко поежился. — Чего только на свете не бывает. Горе какое ваше семья пережила, страшное.

— Страшнее не бывает, — согласилась с ним бабушка. — Я гляжу, ты опять со свеженьким букетиком пришел. Там еще прежние цветочки не завяли, как живые лежат. Видимо, хорошим человеком твоя мама была.

— Очень, — кивнул он. — Она была очень доброй, спокойной, отзывчивой. Не помню, чтобы она хоть раз меня ругала. Отцу многое прощала, хотя, порой он был очень груб с ней.

— Чего ж так редко на могилку ее наведываешься? — поинтересовалась бабуля. — До этого я тебя здесь ни разу не видела. Могилка заросла совсем, оградка покосилась. Я уж хотела сама ее выправить, да силы уж не те.

— Уезжал я, бабушка, в Москве почти год жил, — пояснил он. — Завтра назад возвращаюсь. Когда вернусь — не знаю. Может быть, больше не приеду. Вы приглядывайте, бабуль, за могилкой, пожалуйста. Вы мне свои координаты оставьте. Я буду вам деньги присылать. Как на кладбище соберетесь, купите цветочки моей маме да Лизоньке своей. От меня. А если оградку поправить надо будет, то людей наймите. Я вам буду столько высылать, что вам на все хватит.