Тайна

Через три недели в Светлоярское оленеводческое хозяйство нагрянул ревизор. Оп дотошно проверил документацию, провел беседы с личным составом. Был крайне удивлен присутствием в оленнике не предусмотренного штатом и фондами заработной платы работника. Ревизор не мог взять в толк и не принял объяснений Каштана, что трудится тот по своей воле без зарплаты. С точки зрения ревизора, это был явный непорядок, и он высказал мнение, что Каштану следует искать работу в тех коллективах, где есть вакантные единицы.

А когда ревизор докопался до вопиющих фактов лечения нештатного постороннего лица, возмущению его не было границ. Он грозил доложить начальству и органам правопорядка, что государственное хозяйство превращено в богадельню и частную лечебницу…

Долго бушевал ревизор. И Юрий понял, что пора уезжать. Он по-братски обнял товарищей, к которым так привык, от всего сердца поблагодарил их за тепло и человечность и покинул место, ставшее ему бесконечно дорогим.

В Чагу его вез Володя.

— Да не переживай ты, чудак, — говорил шофер. — Никто не тронет ни Свиридова, ни кого другого. Пошумит ревизор и угомонится. У нас есть свой способ утихомирить любого ревизора. В первый раз, что ли?

— Так не хотелось уезжать от вас.

— А ты на следующее лето приезжай. У нас и штаты появятся. Приедешь?

— Там видно будет. Может, и приеду. Зависит от того, куда на работу устроюсь.

— Слушай, я в Чаге объявление видел: требуются люди в аэрогеологию. И платят хорошо.

— Посмотрим, — кивнул Каштан.

12. «…И ПУСТЬ ХРАНИТ ТЕБЯ ТВОЯ ЗВЕЗДА!»

Надо было начинать новую жизнь….

И в конце августа Юрий устроился на работу в подразделение аэрогеологоразведки, которое пока что базировалось в Приморье, но потом должно было перебраться дальше на запад.

Аэрогеологическая служба требовала отменного здоровья. И перед поступлением туда пришлось пройти всестороннее медицинское обследование. Никаких аномалий в организме Каштана, в том числе и в легких, врачи не обнаружили. Утверждать, что легкие чисты, как хрусталь, было бы преувеличением. Но и следов туберкулеза в них практически не осталось. Слабые меты зарубцевавшейся легочной ткани опасения не внушали.

Сентябрь ушел на подготовку к полетам, на освоение новой специальности, на изучение приборов, с которыми приходится иметь дело оператору — а именно так называлась должность Юрия.

Гамма-спектрометрическая и тепловизорная аппаратура устанавливалась на самолетах и вертолетах и включалась во время полетов над интересующими геологов участками территории. Оператор следил за работой приборов, а геофизики анализировали их показания.

Таким образом, Каштан «легализовался» и вновь обрел гражданский статус. У него появилась трудовая книжка, и отныне он числился в штатном расписании и финансовых ведомостях. После столь долгого перерыва получил зарплату.

Когда Юрий спрашивал себя, почему он не делает попытки вернуться к своей профессии, то сам же и отвечал: если бы меня тянуло в архитектуру, то я бы, не колеблясь, занялся ею. Тем более что здесь, на Дальнем Востоке, большая нужда в нашем брате. Но даже намека на желание вновь засесть за кульман пока не возникло.

Почему произошло такое, он не знал. Однако в нем созрела твердая убежденность: отныне никогда не станет принуждать себя заниматься постылым, чуждым ему делом.

Юрий пока что не в силах был заставить себя написать Ане о выздоровлении. Пугало возможное вторжение жены в нынешнюю его жизнь. Но он был убежден, что время постепенно само расставит все на свои места.

Юрий часто вспоминал Полину. Мысли об этой женщине по-прежнему тревожили его. Порой подступало острое желание увидеть ее. Был даже момент, когда он готов был, бросив все, поехать во Владивосток и остаться с нею.

В его причудливой дальневосточной биографии особенно приметным и странным событием была, конечно, встреча с Полиной. Тут перемешалось все — горечь и радость, ласковое чувство и печаль.

Он не раз вспоминал: когда прощались в оленнике, Полина упорно молчала. Но перед тем как сесть в автомобиль, грустно сказала:

— Я только сейчас осознала, Юра, что меня гнетет: оказывается, ты ни разу не сказал мне слова «люблю».

Она открыла дверцу, поднялась в кабину, захлопнула ее. И грузовик рванул с места.

И в самом деле, Каштан никогда не говорил Полине о любви. Но что он мог сказать ей, если и сам не мог разобраться в своем чувстве?

Быть может, отношения с Полиной в будущем могли сложиться естественно и светло. Если бы не одно обстоятельство. Отдавая ключ от владивостокской квартиры, Полина не предполагала, конечно, что этим искренним для нее шагом она воздвигла неодолимую преграду на пути к совместной жизни.

Для Каштана этот жест означал, что проект его будущего составлен другим человеком. А он после того, как случай подарил ему вторую жизнь, не мог допустить, чтобы в этой новой жизни обстоятельства или люди, даже самые дорогие, оказывали влияние на его судьбу.

Судя по двум печальным письмам, Полина понимала, какие сомнения тревожат Юрия.