Тайна

Бурлаков по-немецки сказал:

— Они жалуются, что вы их оскорбляли и толкали.

Оба немца рассмеялись. Один из них сказал:

— Это недоразумение, товарищ! Мы с Вальтером — электрики и сейчас монтируем энергетический узел. Работать здесь опасно, и мы это пытались объяснить вот им. Просили уйти отсюда, чтобы их током не ударило.

— А они говорят, что вы расисты.

Немцы нахмурились. Вальтер обиженно сказал:

— Мы с Отто — коммунисты. Члены КПГ. А значит, интернационалисты. Скажи им, товарищ, что они ошиблись.

Бурлаков сказал неграм:

— Они и не думали вас оскорблять. Они не расисты.

Негр, что помоложе, сказал:

— Может, эти и не расисты, а вот те трое черноволосых кричали на нас и махали руками.

Бурлаков спросил у троих черноволосых.

— А вы кто?

— Италия! — ответил за всех невысокий худенький итальянец.

Бурлаков спросил по-итальянски:

— Вы их оскорбляли?

Итальянцы, оживленно жестикулируя, одновременно заговорили:

— Мы им кричали: «Ребята, отойдите от кабеля — током зашибет!»

— Я одного за рукав взял, чтобы увести, а он на меня…

— Мы хотели немцам помочь объясниться, но у нас ничего не вышло!

Бурлаков, кивнув, сказал по-русски:

— Ясное дело.

Затем объяснил неграм по-английски:

— Это немецкие и итальянские товарищи. Они против расизма. Они любят и уважают негров. Они хотели вам дружески объяснить, что работать у кабеля опасно. Они передают вам пламенный пролетарский привет. Они хотят сердечно пожать вам руки.

Негры взволнованно заулыбались, первыми протянули руки немцам и итальянцам. Последовали улыбки, рукопожатия, объятия. Все обрадованно загомонили.

Бурлаков потихоньку стал выбираться из толпы. За ним увязался низенький лысый человек. Он был кузнецу по пояс. Бурлаков шагал твердой размашистой поступью, и человек едва поспевал за ним, быстро перебирая короткими ножками. На ходу, запыхавшись, он говорил:

— Товарищ Бурлаков, позвольте представиться. Я новый редактор многотиражки — Ступак Семен Саввич.

— Очень приятно.

— Зовут вас как?

— Фомой Игнатовичем.

— Фома Игнатович, меня поразил тот факт, что вы владеете тремя языками!

— Пятью.

— Пятью! — воскликнул редактор. — Вы где учились?

— А это само собой получилось. Без учебы.

— То есть как это?

— Ну, пока завод строили. Кругом же иностранцы. Из десяти стран. В одной бригаде работаешь. Говорить с ними ведь надо было? Надо. И сам не заметил, как выучился. Ей-богу!

— Феноменально!

— Чего?

— Я говорю — удивительно! У вас природная способность к языкам. Родители ваши тоже обладают лингвистическим талантом?

— Этого не знаю. Батя мой, и дед, и прадед были кузнецами.

— Вы из деревни пришли на стройку?

— Ага.

— Я еще к вам приду, Фома Игнатович!

— Милости просим!

— До свидания!

— Всего хорошего!

Когда в многотиражке появилась заметка под заголовком «Рабочий-полиглот», то это почему-то обозлило Бурлакова, а у товарищей по работе вызвало смех. Мудреное словечко «полиглот» было воспринято как ругательство. На партбюро редактору Ступаку было указано. За непродуманную терминологию.

В одном из номеров многотиражки, а также на щитах у заводских ворот и у красного уголка можно было увидеть такое объявление:

«Вниманию членов МОПРа!

18 сентября в помещении красного уголка состоится общее собрание заводской ячейки МОПРа. На повестке дня: выборы делегатов для шефской связи с узниками итальянского фашизма.

Начало в 7 часов вечера.

Секретарь з/я Шарко».

Рабочие собрания той поры отличались накалом страстей, были они долгими, шумными, а иногда и ералашными.

Сохранились в здешнем архиве желтые и ломкие листки протокола собрания заводской ячейки МОПРа. И даже в этом сухом, лаконичном отчете проглядывает своеобразная специфика времени, чувствуется особенная, неповторимая атмосфера собраний давно прошедших лет.

Попытаемся восстановить по протоколу живую картину этого собрания, состоявшегося в красном уголке в сентябре 1930 года.

Секретарь заводского МОПРа Степан Шарко, курносый, лохматый парень, стуча в такт своим словам кулаком по столу, будто гвозди забивал, говорил:

— Два года наша ячейка не может добиться связи с нашими подшефными узниками итальянского фашизма! Два года наши письма в тюрьму Регина, а также наши посылки и деньги фашистские гниды возвращают обратно!

Аудитория гневно зашумела. А Шарко продолжал:

— Наши итальянские братья в фашистских застенках отрезаны от всего мира! Может быть, они больны?! Может быть, они погибают от муки и голода?! Может быть, они умерли!

Многолюдное собрание зашумело еще больше.

— Мы, товарищи, клеймим презрением и гневом фашистских правителей Италии!

Аудитория дружно поддержала эти слова Шарко. Но он остановил аплодисменты:

— Но этого мало, товарищи! От одних проклятий нашим пролетарским братьям лучше не станет! Поэтому бюро нашей ячейки МОПРа выносит на это собрание предложение. О нем скажет вам товарищ Андронов, старый большевик и всеми уважаемый нижегородский пролетарий!

Андронова встретили овацией.

Он медленно стал говорить: