Тайна

Сияла полная, как живот Таины, луна. Громадная желтая луна, чей свет отскакивал от стен высотки, как теннисный мячик. Кровь моя текла спокойно; ее не подгоняло нетерпеливое желание услышать слова Вехиганте. Я чувствовал умиротворение, словно все происходящее совершенно естественно. На меня дул легкий ветерок, и я прислонился к почтовому ящику. В ожидании Вехиганте я взглянул на окно Таины. Миновала полночь, почти все окна высотки стали черными; стихло даже тусклое свечение в окне Таины.

Я ждал.

Ждал.

Сначала я заметил его тень на бетонном тротуаре. Длинный силуэт под светом уличных фонарей растягивался, как макаронина. Я увидел его примерно за квартал; в руке он нес не лом, а трость. Накидка развевалась – он шагал быстро, словно куда-то торопился. Я выпрямился; мне не было страшно. Я стал ждать, когда Вехиганте приблизится ко мне, но он пересек улицу и вошел в наш подъезд. Я понял, что он собирается навестить двух женщин. Сердце мое возрадовалось, потому что я был уверен, что меня позовут. Или, может быть, Вехиганте выйдет с Таиной и ее матерью, и они пригласят меня прогуляться с ними? Счастливый, я ждал, ждал, ждал, чтобы собственными глазами увидеть, правда ли, что Таина, подобно чудесной загадочной птице, летает только ночью.

Иногда человек сам не замечает, как засыпает. Просыпаешься – и не знаешь, на каком ты свете. Я утратил чувство реальности; было уже по-настоящему поздно. Небо сделалось пурпурным, как перед восходом. Я не огорчился, что Вехиганте оставил меня болтаться тут одного. Мне просто надо было попасть домой до того, как мать проснется и станет собираться на работу в свою Синайскую прачечную. Я уже готовился перейти дорогу и нырнуть в подъезд, как вдруг увидел, что Вехиганте выходит из подъезда. Он взглянул в сторону почтового ящика, с улыбкой пересек улицу и зашагал ко мне.

– Вы очень-очень опоздали, – сказал я, хотя обрадовался, увидев его.

– Я знал, что ты здесь, papo. Мне просто надо было убедиться.

– В чем убедиться?

– Что ты станешь ждать.

– Вы расскажете Таине обо мне?

– Я уже ей рассказал. Они тебя ждут.

Я взволнованно, восторженно втянул в себя воздух. Я снова и снова благодарил Вехиганте. Я уже готовился пересечь улицу и войти в подъезд. Постучать в дверь, так рано или так поздно, я собирался постучать в их дверь. В эту минуту я не думал о маме, я вообще ни о чем не думал.

– Постой-ка, papo, тебе туда нельзя.

– Но вы же сказали…

– Понимаешь, papo, все имеет свою цену.

Тут-то я и понял, что в рукаве у Вехиганте припрятан не один туз. Что у него глаза шулера. Вехиганте что-то задумал. Я стал недоверчив и немного испугался старика. Он всю свою жизнь что-то для себя выторговывал, изворачивался и искал, как выманить у людей то одно, то другое.

– Вы правда это сделали? – спросил я.

– Что, papo? – Он сменил позу; теперь его туловище загораживало фонарный столб, отчего на развевающийся плащ лег темный отсвет.

– Про что писали в газетах.

– Когда?

– Очень давно. Вы сказали, что вам все равно, если вы сгорите, и что пусть ваша мать посмотрит. Вы так сказали в год, когда вас прозвали Плащменом.

– Откуда… – Я застал его врасплох: он, похоже, совсем не готов был говорить о той истории. – Откуда ты знаешь?

– Погуглил.

– А, да. Все эти штуки, – сказал Вехиганте едва слышно, словно давая понять, что в его мире Гугла не существует или не существовало в пору его юности.

– Так вы это сделали? – Я заметил, что кожа у него бледная, болезненного вида, как у человека, который проводит дни в темноте.

– Нет, papo, – честным голосом сказал он, – нет, это был не я. Я – Вехиганте. Я всего лишь старик, papo.

– А. – Но я же все понимал; он сам сказал мне, что был Плащменом.

– Ты хочешь, чтобы мать Таины открыла тебе дверь? – Он сменил тему, потому что не хотел говорить про Плащмена. Ну и отлично. – Тогда тебе предстоит прийти как другу. Видишь ли, papo, все это время ты приходил как чужак. А тебе надо прийти как другу.

– Я и есть друг.

– Нет, papo, ты чужак.

– Нет, я их друг, – повторил я, и он покачал головой. Солнце уже показалось, и Вехиганте подобрался, словно собрался бежать в подъезд, чтобы не рассыпаться в прах. Он покрепче перехватил трость; длинные тонкие пальцы обвились вокруг нее, как змеи.

– Сейчас я все расскажу, и ты сможешь прийти к ним как друг. Но ты должен кое-что обещать, ладно, papo? – Свет его беспокоил, он как будто боялся сгореть от солнца. – Договорились?

– О чем договорились?

– Я тебе потом объясню. Ну так договорились?

– Да. – Потому что я на все был готов, лишь бы войти в жизнь Таины.

– Значит, договорились?

– Да, – быстро повторил я, потому что мне надо было вернуться домой до того, как мать проснется. – Договорились. Рассказывайте.

– Ладно. – Он затянул завязки плаща и уперся тростью в тротуар, словно давая понять, что убежит домой, как только договорит. – Таина прямо сейчас смотрит на нас.

Я поднял взгляд на окно, но силуэта в нем не увидел.

– Она целыми днями смотрит в окно, и знаешь на что, papo?

– На что?

– На почтовый ящик, papo.

– На почтовый ящик?