Тайна

Наконец он вернулся назад, положив авоську с продуктами на заднее сиденье. Она видела его преследователей, а он, судя по всему, почему-то перестал замечать их.

Он играл с ними в прятки, как маленький мальчик, закрывший глаза и думающий, что его теперь никто не найдет.

А вот Ольга заметила – и такси, из которого наблюдали за Серафимом Ивановичем, и прохожих, якобы праздно глазеющих по сторонам.

Наконец, он, видимо, удовлетворился беглым осмотром улицы и решил, что он в безопасности. Серафим Иванович проехал пару кварталов и снова остановил машину и вышел в каком-то безлюдном районе, окруженном складскими или производственными помещениями.

Он достал из машины какие-то пухлые папки, спички и канистру с бензином. Оглядевшись еще раз, он направился в проходной, совершенно пустой двор. Все здания выходили сюда слепой стеной без единого окна. Оля заметила, что он прихрамывает сильнее обычного. Серафим Иванович направился в самый темный угол двора.

«Хочет уничтожить историю моей болезни…» – догадалась Оля.

Во двор осторожно вошел человек в просторном сером пальто.

Ольга вздрогнула – сейчас она больше всего на свете – даже больше, чем увидеть свою семью, хотела, чтобы этот человек оказался обычным прохожим – каким-нибудь рабочим с завода или корреспондентом многотиражки, спешащим домой после трудового дня.

«Почему он в пальто, ведь на улице уже тепло?..» – появилась очередная мысль. Ольга чувствовала, что как бы парит в воздухе над этим мрачным двором.

«Почему Фима не замечает этого человека?..» – ужаснулась она.

«Беги!..» – что есть мочи закричала Оля. Но ее истошный крик оказался беззвучным в этом странном иллюзорном мире. Волынский, конечно, его не услышал и беззаботно шел в глубину двора, окрыленный тем, что ему удалось оторваться от слежки.

Человек в сером пальто шел навстречу Волынскому, засунув руки в карманы пальто и глядя себе под ноги, будто глубоко задумавшись о чем-то. Серафим Иванович приостановился, чтобы подождать, пока тот пройдет.

Но, не доходя до Волынского пары метров, прохожий внезапно выхватил руку из кармана. Тускло блеснул пистолет. Прохожий повернулся к Волынскому боком, вытянул руку и выстрелил. Лицо его было бесстрастным, словно он выполнял поднадоевшую механическую работу – косил траву или обтачивал деталь.

Только в глазах на мгновение мелькнуло легкое сожаление и тут же погасло. Кто знает, о чем он думал, может, о том, что профессор был неплохой человек. А может, о том, что теперь ему придется чистить пистолет…

Все произошло так обыденно – раздался обычный хлопок, который неискушенный человек, не видевший произошедшего, мог бы принять за автомобильный выхлоп…

Выстрел оказался точным – Серафим Иванович упал на землю, папки и канистра вывалились из его слабеющих рук.

Человек в сером пальто огляделся по сторонам, подскочил к лежащему, взглянул на умирающего профессора, на лице которого была написана боль и мольба. Видимо, удовлетворившись увиденным, он подхватил с земли папки и, не прикоснувшись к Волынскому, быстро пошел со двора.

Первое время профессор еще делал попытки поднять голову, но с каждой минутой и каждой каплей крови жизнь уходила из него. Оля в своем видении могла как бы обойти тело и посмотреть умирающему в глаза. В них стремительно угасала жизнь. Серафим Иванович судорожным движением поднял голову и тут же уронил ее.

Из арки вышла женщина с хозяйственными сумками, увидела распростертого человека, с любопытством и страхом подошла поближе и, заметив под ним расплывающееся пятно крови, завизжала…

Дорога

А в вагоне поезда «Энск – Хабаровск» точно так же истошно и безутешно закричала Ольга.

Встревоженный вагон гудел как улей, пассажиры испуганно выглядывали со своих полок, кто-то не выдержал – вскочил и подошел к купе, где ехали солдат и две пожилые женщины.

Ольга сидела на полке и недоуменно смотрела перед собой. Сейчас она не видела свое купе и пассажиров – она была там, где только что умер Волынский.

Кто-то протянул ей стакан с водой.

– Выпей, милая. Наверное, сон страшный приснился, да? – подсказала соседка и пояснила любопытствующим: – Она немая. Да еще вещи на вокзале украли. Тут у любого нервы сдадут. Верно ведь?

– Людям же мешаете, – укоризненно заметил кто-то.

– Может, у нее горе какое? – предположила соседка Оли и вздохнула.

Ольга машинально кивнула. Слезы вдруг потекли сами собой, и она никак не могла совладать с ними. Вновь и вновь она вспоминала эту сцену – лежащего Серафима Ивановича в луже крови, и безысходная тоска накатывала и накрывала ее с головой. Ольга снова закричала, сползла на пол и начала раздирать пальцами лицо. Ее схватили за руки, усадили обратно на полку и влили в рот валерьянки.

– Ну, все, все, касатка, все кончилось, – шептал кто-то в ухо, а она ничего не понимала, кроме одного: Фима умер… Она вспомнила вдруг, что когда-то так звала его про себя…

Незнакомая женщина участливо наклонилась к ней и погладила по плечу. Наконец Ольга замолчала, только изредка судорожно всхлипывала.

Недовольная заспанная проводница показалась в коридоре:

– Что случилось?

Ей объяснили.