И тут судьба преподнесла ей еще одну нечаянную радость – звонок Марка. После своего ухода он еще какое-то время звонил и спрашивал, как она живет, а потом бесследно исчез. Жозефина круглые сутки не расставалась с мобильником, надеясь, что муж позвонит и признается, как он сожалеет о своем уходе. В некоторые дни она десятки раз включала и выключала телефон, проверяя, не сломался ли он, то и дело бессмысленным жестом поднимая его к небу: может, так он вернее поймает сигнал. Но Марк ни разу больше не позвонил. Как он мог разорвать их связь, такую нерасторжимую прежде?! Впрочем, их последние разговоры сводились к лавине упреков (с ее стороны) и попыток уклониться от объяснений (с его), и оба понимали, что эти словесные баталии только причиняют им лишнюю боль.
Есть расхожая поговорка «все проходит», но бывают непреходящие страдания. Жозефине мучительно не хватало Марка – и его присутствия в постели, по утрам, и даже его недостатков, начиная с дурацкой манеры взрываться по любому поводу и вовсе без повода. Жозефина любила теперь все, чего раньше не выносила. Она постоянно вспоминала их первую встречу, рождение дочерей. И прочие образы их семейного счастья, оскверненного таким концом. И ту роковую минуту, когда он ей сказал: «Мне нужно с тобой поговорить». О, эта безжалостная фраза, которая означает, наоборот, что все уже сказано! Итак, все кончилось навсегда. Но вот в магазине зазвонил телефон. Это был Марк, он спрашивал, как дела. Окаменев от изумления, Жозефина молчала, не в силах вымолвить ни звука. Он продолжал: «Я бы хотел увидеться; давай посидим где-нибудь, выпьем кофе?» Да, это был Марк, и он ей звонил, и он хотел с ней увидеться! Жозефина судорожно собиралась с мыслями, спеша выбрать из них одну, только одну, которая воплотилась бы в ее «да». Она записала время и место встречи, повесила трубку. И еще долго стояла неподвижно, тупо глядя на телефон.
Часть шестая
Книга продолжила свое триумфальное шествие, заняв первое место в списке бестселлеров и превратившись в героиню дня, с несколькими неожиданными последствиями. Права на перевод тут же были закуплены во многих странах; в Германии, где текст срочно перевели на немецкий, ее ждал оглушительный успех. Журнал «Der Spiegel» посвятил роману длиннейшую статью – целое исследование, в котором Пика причисляли к когорте таких «скрытных» писателей, как Джей Ди Сэлинджер или Томас Пинчон[37]
. Мало того, его даже сравнивали с Жюльеном Граком, который отказался от Гонкуровской премии, присужденной ему в 1951 году за «Побережье Сирта». Разумеется, нынешняя ситуация была несколько иной, и все же бретонского автора вполне можно было приобщить к той довольно распространенной категории писателей, которые желают быть читаемыми, но невидимыми. В Соединенных Штатах роман готовились выпустить под названием «Unwanted Book»[38] – странный выбор, говоривший скорее об истории публикации романа, нежели о его содержании. Вот оно – наглядное свидетельство того, что наша эпоха движется к полному господству формы над смыслом.Кроме того, многие кинорежиссеры проявили интерес к экранизации романа; правда, пока не был подписан ни один договор. Томá Лангманн, продюсер «The Artist», начал уже размышлять над созданием фильма, но посвященного не роману, а биографии его автора; он объявлял направо и налево всем, кто мог оценить его остроумие: «Это будет настоящий БайоПик!»[39]
Однако создание сценария, повествующего о жизни Пика, пока еще не представлялось возможным: слишком скудны были сведения о нем самом, а главное, об условиях, в которых он писал свою книгу. Никто не станет смотреть двухчасовой фильм о том, как человек по утрам месит тесто для пиццы и втайне от всех пишет романы. «Созерцательный кинематограф имеет свои границы. Этот сюжет великолепно получился бы у Антониони, с Аленом Делоном и Моникой Витти в главных ролях!» – мечтательно говорил Лангманн. И в конечном счете не принял никакого решения. Хайди Варнеке, немка с бархатным голосом, которая ведала в «Грассе» авторскими правами, продолжала принимать заявки на экранизацию, но не давала на нее согласия. Она считала, что торопиться некуда: лучше одно, зато самое солидное предложение; ввиду растущего успеха книги оно не заставит себя ждать. Про себя Хайди мечтала о Романе Полански; уж она-то знала, что только он один способен создать потрясающий образ человека, запертого в четырех стенах. Этот роман был историей запрета, невозможности отдаться любви, а режиссер «Пианиста» умел отразить на экране физическую и моральную ущемленность как никто другой. Увы, в данный момент Полански был занят: он уже начал снимать свой новый фильм – историю молодой немецкой художницы, погибшей в Освенциме[40].