В эту минуту адвокатесса вспомнила о флэшке и протянула руку к висевшей у нее на груди под одеждой цепочке, к которой та была прикреплена. Посмотрим, кто ее сможет здесь обнаружить, подумала она и занялась дальнейшим освоением гостиничного номера, в котором ей предстояло провести ближайшие дни. Она решила, что своеобразная трудотерапия пойдет ей на пользу, и стала раскладывать одежду, пока не ощутила себя наконец полновластной хозяйкой только что занятой территории, этого роскошного сюита, голубой мечты ее юности.
А произошло это только после того, как все ее вещи были слегка поспешно и нервно, но при этом аккуратно развешаны и разложены в шкафу и она смогла воспользоваться ванной комнатой.
К этому времени она уже была уверена, что убийца пытался войти в память компьютера либо до, либо после того, как уложил труп в ванну. Но как он проник в дом? Этого она не знала. Как не знала ответов и на другие сформулированные ею же самой вопросы. Впрочем, в этот момент у нее в голове возник еще один вопрос, который отбросил необходимость немедленного ответа на предыдущие. Следует ли ей позвонить комиссару и сообщить о телефонном звонке?
Поразмыслив, она решила, что не следует, по крайней мере пока. Так она избежит разговора о компьютере и пароле, обеспечивающем доступ к его памяти. Приняв это решение, она позвонила дежурному администратору и попросила заказать ей такси для поездки в «Гиперкор». Она сочла нужным купить несколько флэшек, чтобы скопировать на них весь твердый диск компьютера Софии и затем разместить их в различных труднодоступных местах; попутно ей пришла в голову вызвавшая у нее легкий трепет мысль о том, что флэшки будут служить своеобразной охранной грамотой и для нее. Пока же она понятия не имела, что именно заключали в себе архивы, которые она скопировала на съемный диск. Она узнает об этом, когда вернется из торгового центра. Впереди у нее целый вечер и ночь.
13
Когда Андрес вечером пришел домой, Эулохия ждала его, сгорая от нетерпения. Из-за царившего во время обеда молчания она так и не узнала никаких подробностей об убийстве врача и все еще пребывала в состоянии потрясения от полученного известия. Теперь этому невыносимому молчанию наступал конец. У Андреса не оставалось никаких оправданий: труп Софии уже давно им осмотрен (и надо сказать, это не только не лишило его аппетита, а даже, похоже, еще больше его подогрело) и, кроме того, теперь он находился дома, а домашний очаг, как известно, — это царство женщин.
Эулохия знала покойную по занятиям пилатесом, которые они обе посещали в гимнастическом зале Аэроклуба. Занятия проходили каждый понедельник, среду и пятницу с восьми до девяти часов вечера, то есть последний раз они виделись как раз накануне, всего сутки назад, и мысль об этом не давала Эулохии покоя.
Андрес был прав, когда во время обеда произнес единственную фразу о том, что София была неприятной и заносчивой особой, бездушной и крайне амбициозной, лишенной каких-либо представлений о деликатности. Это было правдой. Она проявляла все эти качества и в дни занятий пилатесом, полагая, что все вокруг ею восхищаются, и всегда держась отстраненно и обособленно; она общалась только с преподавательницей, странной особой, судя по всему отягощенной массой комплексов. Впрочем, теперь-то она, сама того не желая, пребывала в абсолютном одиночестве.
Как только Андрес пришел, они начали болтать о том о сем, то серьезно, то шутя, то напуская на себя суровый вид в зависимости от того, о чем шла речь. Начали с того, что вспомнили о почти детской выходке с вертолетом. При этом они оба беззлобно над ней посмеивались, обмениваясь взглядами, скрывавшими вопросы, не требующие ответа. Способ, который избрал Сальвадор, чтобы напомнить своим соученикам об их достоинстве, казался им хоть и обидным, но довольно забавным. Они вдоволь посмеялись над шуткой, и Андрес даже заговорил раскатисто и басовито, подражая громоподобному голосу представителя центрального правительства, которым тот говорил сегодня с ним по телефону.
Они ни слова не упомянули о завтраке с белужьей икрой и серебряной ложечкой. И о трупе тоже не говорили. Решили оставить эту тему на потом. Ужин, который был по настоянию Эулохии достаточно легким (запеченный в духовке горбыль, надо сказать, отменный), прошел за оживленной беседой на отвлеченные темы: от количества выпавших на квадратный метр осадков до последних сплетен о внебрачных связях некоторых членов галисийского правительства.
И только в постели, которая, как известно, располагает к особой откровенности, Андрес заговорил о том, что хотела услышать от него Эулохия. Он настолько верил в ее порядочность и умение держать язык за зубами, что не испытывал никаких этических терзаний, когда подробно рассказывал ей о той или иной ситуации, в которую в данный момент был вовлечен.
— Мне гораздо интереснее слышать обо всем от тебя, чем по телевизору, — вкрадчиво сказала она ему как-то.