И он это запомнил. Ему даже стало казаться, что эти доверительные беседы ее возбуждают; заводят, как сказали бы молодые. И не смог устоять перед возможностью использовать сию незамысловатую уловку в надежде, что она поможет ему подольше удерживать молодую возлюбленную подле себя.
Итак, Андрес со спокойной совестью подробно поведал Эулохии о произведенном Андреа Арнойей и Диего Десой допросе Клары Айан и результатах тщательного осмотра спальни и ванной комнаты, на настоящий момент представлявшейся полиции единственным местом, где могло произойти убийство, хотя никаких конкретных подтверждений этому пока не было.
Версия о том, что убийство было совершено в каком-то другом месте, представлялась совершенно невероятной. Дело в том, что подъехать к дому жертвы на машине по Руэла-де-Энтресеркас было если не невозможно, то по меньшей мере чрезвычайно затруднительно.
Не было обнаружено никакой одежды, которая могла быть на покойной в момент кончины, ни единой капельки крови и никаких следов, свидетельствовавших о присутствии в жилище постороннего человека. Трудно себе представить, что какой-то неизвестный пронес в дом обнаженное тело, взвалив его себе на плечи. Поэтому все указывало на то, что женщина была убита в своем собственном жилище. Но как и кем?
Можно было, конечно, вопреки здравому смыслу, предположить, что некто выстирал и выгладил одежду покойной и аккуратно разместил ее в шкафу, а затем перенес труп в ванную, где нанес на него резаные раны, из которых не просочилось ни капли крови. В общем, речь шла либо об идеальном преступлении, либо об изощренном убийстве. Теперь надо было подождать, что покажет вскрытие. Если оно вообще что-то покажет.
Клара, со своей стороны, во время допроса поведала полиции, что когда накануне вечером она вернулась домой, то стала свидетельницей не слишком дружелюбной беседы Софии с доктором Каррейрой, профессором медицинской антропологии и руководителем ее диссертации.
С этого момента Эулохия стала слушать особенно внимательно, а Андрес продолжил свой рассказ. Время от времени, как бы желая приблизить ее к себе, он обращался к ней «милая подруга», «мой верный друг», но только не «Эулохия» или «любовь моя»; он готов был использовать любое обращение, кроме ее имени или слов, которые выдавали бы его страсть. Комиссар прекрасно осознавал, что это глупо и что таким образом он вовсе не демонстрирует той холодной отстраненности, на которую претендует. Однако он ничего не мог с собой поделать. Все-таки постоянный просмотр детективных фильмов таит в себе немало опасностей. В общем, он продолжал рассказ в своей привычной, якобы отстраненной манере.
Как поведала полицейским Клара, написанная Софией под руководством доктора Каррейры диссертация, судя по всему уже практически завершенная, представляла собой исследование болезней, которыми при жизни страдали обитатели некрополя, расположенного в подземелье собора.
Исследование было осуществлено на основе тщательного изучения останков тел, некогда служивших пристанищем человеческих душ, которые ныне либо все еще пребывают в Чистилище, либо горят в огне Ада, либо с самого начала были вознесены на Небеса.
Вполне возможно, что лик кого-то из покоящихся там запечатлен на одной из двух боковых арок соборных врат, где слева представлены души, вознесенные на Небеса, а справа — бегущие из Чистилища. Изображенные там лица исполнены восторженного ожидания встречи с Божественной благодатью, величием Господа, в созерцании которого прежде им было отказано; теперь же они с полным правом могут лицезреть Его на среднике Врат Славы. Правда, осмеливаются устремить свой взор на Него лишь те, кто обитает в Раю; души из Чистилища почему-то не осмеливаются поднять глаз. Может быть, они ослеплены, а возможно, предпочитают бросить взгляд назад, чтобы лишний раз осознать, что именно они оставили позади, и сквозь века возразить Лютеру, заявив, что, в отличие от Небес и Ада, у Чистилища есть будущее, ибо в нем остается место для надежды.
После смерти Франко и перехода в мир иной почти всех его министров на земле не осталось людей, которые столь же виртуозно, как Каудильо владели бы статистикой относительно того, сколько душ с момента появления на исторической арене Славного Национального Движения было спасено, сколько призвано в то, что Лютер называл третьим местом, то есть в Чистилище, а сколько низвергнуто в Ад.
Такими неожиданными размышлениями, возникшими под влиянием не совсем понятных ассоциаций, комиссар поделился с Эулохией во время ужина; скорее всего, к подобным умозаключениям его подтолкнули внезапно пришедшие на ум статистические данные, характеризующие результаты эффективной работы министра одного из первых кабинетов правительства Каудильо.