Тайна апостола Иакова

Она позволила ему это сделать, не оказав никакого сопротивления; похоже, она даже не заметила укола. Все ее внимание было приковано к дуэту, образованному комиссаром и племянником покойного декана. Вскоре ею овладело приятное ощущение отрешенности от действительности, навевающее спасительный сон. Позднее она вспомнит, как возле нее установили носилки, на которые, укрыв сверху одеялом, ее заботливо уложили. И тут она забылась приятным сном.

Ей приснилось, что она нагая скачет верхом на ботафумейро. Огромное кадило раскачивалось под куполом собора с севера на юг и с юга на север, и она чувствовала, как дым, извергающийся из внутренностей сего странного летательного аппарата, призванный очищать от грехов, одурманивает ее своим ароматом.

По мере раскачивания кадила она вдруг начала ощущать довольно ощутимый жар в интимных местах — жар, который даже вселил в нее опасения по поводу того, не облегчает ли она ненароком свой мочевой пузырь. Впрочем, эта вероятность нисколько ее не обеспокоила, и у нее возник единственный вопрос: сохранится ли сие приятное ощущение после того, как настанет грустный момент прощания с восхитительным летательным кораблем.

Сейчас же полет достиг своего апогея. Боже, какой это был полет! Траектория, которую Клара описывала вдоль трансепта святого храма Сантьяго-де-Компостела, представляла собой дугу длиной шестьдесят пять метров, по которой она неслась со скоростью шестьдесят восемь километров в час.

Когда Клара оказывалась в северной части трансепта, она иногда видела декана, выходившего из полумрака, а иной раз — Адриана с комиссаром, невозмутимо продолжавших указывать на пуп земли.

Эта троица сопровождала ее на протяжении всего сна. Когда она уносилась на юг от средокрестия, связь с остававшимися на галерее поддерживалась с помощью флажков, похожих на те, что используют на море.

Скорость ее только опьяняла, а аромат благовоний уносил в заоблачную даль.

Всякий раз, приближаясь к центру, она чувствовала, как раскачивающие кадило восемь служителей в багряных одеждах — тираболейрос — с силой дергают за канаты, придавая ускорение огромной металлической чаше.

Тринадцать пролетов трансепта рассекали на части монотонное гудение воздуха, перемещаемого стремительным раскачиванием кадила. Так бывает, когда мы мчимся на автомобиле с открытым окном и мимо нас со свистом проносятся телеграфные столбы, дорожные указатели или перила моста. Единственная разница заключалась в том, что в Кларином сне математическая точность, с какой рассекался воздушный поток, накладывалась на нестройный аккомпанемент свирелей. В результате возникала жуткая мантра, пронизывавшая все ее существо.

Невозможность разгадать загадку магического хода серебряной махины было единственным, что омрачало чудесный сон Клары. Это движение не было похоже ни на инъекцию, ни на эжекцию, это было нечто совсем иное. По всей видимости, где-то внутри чаши находился центр всемирной гравитации, в котором воздух поворачивал вспять. Да-да, именно здесь располагался пуп земли. Наконец-то она это поняла. Правда, она не знала, станет ли от этого открытия счастливее или, наоборот, несчастней. Ей стало казаться, что ее заполняет антиматерия, она ощутила себя черной дырой и тогда решила, что лучше ей продолжать наблюдать за процессом вращения кадила, чем прислушиваться к странным порождениям своего разума.

Служители, раскачивающие кадило, тираболейрос, не двигаются с места, то есть почти не двигаются. Только их руки поднимаются и опускаются на несколько сантиметров всякий раз, когда чаша оказывается возле них. Чаша с сидящей на ней верхом Кларой.

В пароксизме движения наступает экстаз. Какую еще цель может иметь умопомрачительный полет над миром, если не достижение сего восхитительного состояния? В какое-то мгновение полет прекращается и чаша замирает в воздухе. Это похоже на удивительный миг дневного перемещения небесного светила, когда оно достигает зенита, тот самый уникальный момент, когда солнце доходит до наивысшей точки в своем шествии по небу и застывает в неподвижности. Однако если тут же, не теряя ни мгновения, оно не приступит к спуску, то и сам процесс движения, и его цель потеряют всякий смысл; наступит конец эволюции.

В траектории, которую описывает Клара, этот момент наступает несколько раз то в северной части трансепта, то в южной, ибо блаженство в разнообразии, а интересующая ее троица, состоящая из комиссара, декана и его племянника, располагается на разных концах галереи.