Тайна аптекаря и его кота

Да, из событий зимних разве только то упомянуть стоит, что исполнилось Тангилю восемнадцать и распрощались мы с ним. Дал ему господин Алаглани рекомендательное письмо к аптекарю в Тмаа-Ахори, выдал жалование, накопленное за семь лет, а сверх того — мешочек с огримами. Сколько там было, я не разнюхал, но по виду и весу мешочек вполне приличным казался. Сложил Тангиль в заплечный мешок пожитки свои — маловато у него их вышло, похлопал нас по плечу, господину поклонился да и пошёл за ворота, навстречу новой своей судьбе.

А старшим, понятное дело, стал Халти. И видно по нему было, что очень рад. А вот остальные приуныли, потому что Халти — это вам не Тангиль. Тут же начал придираться не по делу, особенно к тем, кто безответнее — то есть к Хайтару и Дамилю. К Амихи с Гайяном вязаться побаивался — и разница всего в год, и ребята они с характером, и чтобы ссориться с кухней, надо последним придурком быть. А Халти умом не обделён. Алая цеплять тоже не с руки, Алай и отбрить может, да так, что остальные животики надорвут. Ну, я ещё оставался, и вот на меня Халти огромный зуб имел. Думаю, почуял, что я уже не просто лакей у господина, что приблизил он меня, наукам учит. Шила-то в суме не утаишь. То есть получается, что он, Халти, не единственный ученик уже. Обидно, да?

Но открыто меня гнобить он не решался. Говорю же — умён. На словах вроде ровно всё, а вот мелкие подлянки подкидывал, и о любом моём промахе непременно докладывал господину. Толку от этих докладов, правда, не было никакого.

С господином же установились у меня странные отношения. Внешне держался я почтительно, службу исполнял исправно. А он делал вид, что всё как должное принимает, что всё идёт прежним порядком. Но оба мы понимали, что играем роли, как паяцы в ярмарочном балагане. Оба знали, что у другого есть тайна, и не пытались распросами эту тайну вытянуть. Но и то оба понимали, что долго так продолжаться не может, что когда-нибудь придётся нам поговорить начистоту.

Мне, признаться, очень этого хотелось. Устал я безумно от такого притворства. Раньше, до зимы, ничуть меня работа нюхаческая не тяготила, теперь же одного лишь хотелось: чтобы это поскорее кончилось. Я, как помните, вопрос вам тогда оставил, не пора ли обострить, не лучше ли открыться и посмотреть, что будет. Но это вы мне строжайше запретили, написав, что вести себя мне надлежит по-прежнему и не спешить. Как высказался присутствующий тут брат Лагиаси, через три ступеньки по лестнице не прыгают. Хотя это кому как. При нужде и попрыгать можно.

Да, вы правильный вопрос задали. Конечно, продолжил я прослушивать посетителей. Почти ничего интересного не случилось. Всё обычные болячки. Одно лишь исключение — явилась торговка-зеленщица, рослая баба примерно тридцати лет. Сын у неё болеет очень, и ни один лекарь помочь не в силах. А ей, значит, шепнули, что там, где другие лишь руками разводят, господин Алаглани делает. Ну, лекарь наш сказал, чтоб привела сына, и на другой день привела она хилого бледного пацанёнка лет десяти. Господин сперва обычный осмотр ему учинил, как и всякому больному, потом руками над головой его водил долго, а после в лабораторию увёл и до глубокой ночи оттуда не выходил. Зеленщица всё ждала в прихожей. Я уж ей и похлёбки предлагал, и отвара травяного — ничего не приняла, сидела на лавке с лицом застывшим, будто жабу проглотила. В конце концов вывел господин к ней мальчишку её и сказал — что мог, то сделал, теперь молись Творцу, и дальше Его воля. Покивала зеленщица из вежества, но не поверила. Видно, и другие лекари то же говорили.

Так и ушла с сыном в ночную метель, до утра остаться не захотела, хотя места у нас изрядно. А через неделю явилась вновь, радостная, цветущая, и сказала, что поправился её Миугири и что теперь все овощи потребные она нам бесплатно поставлять будет. Лавка её в Нижнем Городе, и в любое время ждёт слуг лекарских.

Вот такая история. Что уж тут было — обычное лечение или с помощью тайного искусства, мне неведомо. В лабораторию, кстати, я всё же попал однажды. Господин велел там в кои-то веки полы вымыть. И думается мне, не ради чистоты он это, а чтобы я поглядел. Нюхаешь, мол — ладно тебе, понюхай и тут. А смысл? Ну, колбы разные и пробирки, тигли, куб для возгонки, большая печь, топящаяся только углём… да я уже говорил вам. В общем, чуял я — не там его тайна хранится. Понимаю, что неправ, что чутью своему нюхач с опаской доверять должен, но вот как есть, так вам и рассказываю.

И ещё одна интересная подробность. С того дня, как мы из лесного дома приехали, ни разу господин не пытался мне «здоровье проверить». Других же вызывал время от времени.

Меж тем текло время, слабела зима. Наступило Растаяние, и стукнуло мне пятнадцать. Не стал я, конечно, никому об этом объявлять, незачем. Просто посидел вечером в чуланчике при кабинете, повспоминал. Ну и положенные молитвы прочёл, а как же?