— Ага, — подтвердил я. — А день сегодня какой?
— Пятнадцатый день Морозня, ровно неделя с Пришествия, — ответил он. — Мы вчера к вечеру вернулись, да ты спал всё, я не стал будить, ибо сон тебе сейчас как нельзя полезнее.
— На всю жизнь, верно, отоспался, — мне неловко стало, что столько хлопот ему доставил. И потом, какие бы приключения ни мотали нас, а от обязанностей слуги никто меня не избавлял.
Господин Алаглани встал из-за стола, подошёл к дивану и сел передо мной на корточки.
— Скажи, Гилар, там, в моём загородном доме… тебе впервые пришлось убивать людей?
Я прищурился от слишком яркого, как почудилось мне, света люстры. Интересно, кто сейчас тут хозяйничает, пока я валяюсь?
— Ещё про постоялый двор забыли. Этот, как его, Хмурый. — Голос вроде бы восстановился, а вот горло всё ещё саднило.
— А до Хмурого? — пристально взглянул на меня господин.
— Не было! — решительно объявил я и спрятал голову в подушку.
— И в шайке Дыни не было? — прищурился он.
Я задумался. Очень непростое положение, правда? Конечно, понимал господин Алаглани, что непростой я тип, и что, может быть, вовсе не купецкий сын, и что за плечами у меня много такого, о чём умалчиваю. Скорее всего, понял он и то, что не сам по себе я тут, а нюхачу на кого-то. Просёк ли он, на кого — то мне было неведомо. Но сами посудите, разве правда первой придёт ему в голову? Скорее всего, о Пригляде он думает.
Но кроме того, и мне многое было известно о нём, и он это знал. Не всё знал, конечно, но после рассказа Арихилая трудно было не заподозрить нашего аптекаря в занятиях тайным искусством. Кем бы ни числил он меня, а притворяться обычным лекарем, домовладельцем и почтенным горожанином, ему точно было не с руки. Понимает ведь, что одного лишь рассказа Арихилая достаточно было бы в старые времена, чтобы сообщить куда надо. Дело ведь такое, что дымком потягивает, и укрывателей тоже не помилуют. Только это при Старом Режиме, а сейчас-то Новый, и восемь лет уже нет никакого «куда надо».
Так вот, как же мне себя с ним держать? Правду рассказывать нельзя, ибо, во-первых, на то ваше разрешение потребно было, а во-вторых, напугала бы его правда и ещё пуще стал бы таить он источник своей силы. А бесконечно прикрываться вымышленным Дыней — чем дальше, тем глупее. Уже штучку мою двухтрубчатую никаким Дыней не объяснить. Всем ведь известно — они, ночные, орудуют кастетами, ножами, обычными и метательными, арбалеты у них водятся, сабли… но штучек у них не бывает. Слишком редкая вещь, слишком опасная в обращении. Оцарапался шипом, заряжая — и всё, пожалуйте под холмик могильный.
— Нет, господин мой, — помотал я головой. — Не было такого Дыни. Он же честный карманник, а не душегубец!
— А был ли вообще Дыня? — хитро прищурился он.
— Да какая разница, господин мой, был ли этот Дыня, не был, или он вообще Тыква, — подбавил я в голос грусти. — Много у меня плохого в жизни случилось, и не хочется вспоминать. Вы проще на это смотрите: я слуга ваш, вы мне в месяц платите десять медных грошей, я работаю с усердием, а коли провинюсь, вы вправе прутом поучить… в общем, всё будет как и раньше.
— Скобяной лавки в Тмаа-Урлагайе тоже не было? — перебил он. — И всех последующих печальных событий?
— То, что было, оно ещё хуже было, — я начал уставать от рзговора, в ушах звенело и перед глазами всё малость расплывалось.
— Ладно, — вздохнул он, — я так понял, что допрашивать тебя без толку?
— Ага, — подтвердил я. — Совершенно без толку.
— Ну а если я, к примеру, выгоню тебя? — не отставал он. — Заплачу положенное за полгода… шестьдесят медных грошей… Что будет?
— Не стоит этого делать, господин мой. — Я совершенно искренне посмотрел ему в глаза. — Оттого вам спокойнее не станет. И уж точно не станет безопаснее.
— А мне, выходит, угрожает опасность? — хмыкнул он.
— Истинно так, — признал я. — Ещё с того дня, о котором рассказал Арихилай. Сами ж понимать должны…
— Ладно, последний вопрос на сегодня, — он отошёл к окну, отвернулся и стал глядеть на тающий в сумерках закат. — Заслуживаю ли я, по твоему мнению, костра?
Вот уж спросил так спросил… Тут надо тонко… потому что даже по оттенкам слов он может понять то, что рано ему пока понимать…
— Трудный вопрос, господин мой, — подумав, отозвался я. — Скажу так: тот господин Алаглани, который семь лет назад беса чужой болью кормил, несомненно заслуживает. А вот тот, который спустя семь лет здесь стоит — не знаю.
— Ты можешь мне поверить, Гилар? — не поворачиваясь, сказал он. — Поверь, то был единственный раз, когда я покупал силу за боль.
Хотел я его спросить, за что он сейчас её покупает, но не стал.
— Простите, господин мой, — только и сказал, — в сон меня шибко тянет.
И действительно уснул.