Тайна аптекаря и его кота

— Нам это пригодится, — ответил я, выделив голосом слово «нам». — И ещё кое-какие меры надо будет принять. Бережёного Творец любит. Но это после, а пока, ежели вы дозволите, пойду я в кухню. Беда бедой, а кому-то же сготовить обед надо…

С того дня прошли две недели. Жизнь в доме тянулась какая-то странная. Вроде бы ничего особого и не происходило, но было такое чувство, как если на постоялом дворе ночуешь. Вроде бы не привязан ты ничем к этому месту, завтра тебя тут уже не будет, и поминай как звали.

Пропажу поваров пришлось затыкать общими силами. И я кашеварил, и Алай, и даже Хайтару вовсю старался. Только Дамиль оказался вовсе непригоден к поварскому делу. То соли пересыплет, то воды недольёт. Рассеянный, забывчивый и вообще в житейских хлопотах бестолковый. Это не на дудочке играть… Удивительно, как долго терпел его господин, на лакейскую должность поставив.

Но по-прежнему он, господин Алаглани, отправлялся по утрам в город, по-прежнему вёл приём больных, по-прежнему читал вечерами толстые книги. И меня продолжил мучить изысканиями старейшего брата Гисиохири, путанные и мудрённые рассуждения которого вводили ум в оцепенение, а тысячелетней давности способы его вычислений невольно вызывали смех.

Всё кончилось в солнечный пригожий денёк двадцать восьмого первотравня.

Лист 32

День вроде был как день, после обеда господин вёл приём посетителей. Их оказалось многовато, причём высокородный был всего один — унылый, тощий, судя по зелёным шнурам перевязи — баронет, чьё когда-то роскошное платье заметно погрызла моль. Остальные — разный люд, купцы, мастеровые, мелкие, судя по виду, чиновники. Сидели на лавках в прихожей, ожидая своей очереди.

А я настолько обнаглел, что даже подслушкой не занимался. Ну сами посудите, что нового я через дырочку в спальне узнаю? В лучшем случае, как какому-то несчастному, проведавшему о тайном искусстве, господин Алаглани пообещает помочь. Это пройденная ступенька, братья. Мне бы лучше уследить за тем, как творит он чародейства, причём от начала и до конца.

И потому сидел я вместе с посетителями в прихожей. Понятное дело, томище трудов старейшего брата Гисиохири не читал, незачем удивлять людей. Просто сидел и ждал.

И ведь дождался! Не зря ещё с утра грызли меня дурные предчувствия. Вообще-то они каждый день грызли, считая от пропажи кота и бегства поваров, но сегодня они особенно разыгрались. Я и штучку наладил, и другое тоже.

Первое, что насторожило меня — это что среди посетителей не было женщин. Меж тем как обычно их было, пожалуй, побольше мужчин. Особенно пожилые купчихи любили прибегать к лекарскому искусству господина. Сегодня же — только мужчины. И почему-то среди них ни одного старика, ни одного юноши. Всего посетителей сидело в прихожей восемь человек, и всем я дал бы чуть больше тридцати и чуть меньше сорока. Судя по одежде — люди не шибко богатые. Лица скучные какие-то, взглянешь — и тут же забудешь. Ну, разве что кроме баронета, молью поеденного.

Второе — что, ожидая своей очереди, сидели они молча, друг с другом не перебрасываясь ни единым словом. Обычно иначе — скучно им, и треплются о болезнях своих, о ценах на зерно, о непогоде, от которой суставы ломит, о неминуемой войне с Норилангой, о детях, кои отбились от рук, о разбойниках, которые шалят по дорогам. Высокородные частенько вина требуют, причём чем худосочнее высокордный, тем вероятнее он велит подать ему чего-нибудь наилучшей выдержки. Я уж с надеждой смотрел на баронета — не возжелает ли промочить горло? Не возжелал.

Первым в кабинет зашёл коренастый лысоватый купец, и где-то с полчаса обременял господина своими хворями. Потом он вышел, но почему-то вновь уселся на лавку. Ну, может, обдумывает услышанное. Может, сказал ему господин грустную правду, и теперь он решает, кому чего оставить по завещанию.

Следующим в очереди горшечник был, мастер Изиугири, как он представился. Запустил я его в кабинет, сел на лавку, и прямо как иголки мне кожу колют. Чую — клубится что-то в воздухе, вроде как облака сгущаются, откуда вскоре молнией шандарахнет.

И шандарахнуло. Ибо, спустя пару минут как мастер Изиугири вошёл к господину, трое посетителей одновременно поднялись и шагнули к дверям кабинета.

— Куда вы, почтенные? — спрыгнул я с лавки и загородил собою дверь. — Извольте обождать! Сейчас не ваша очередь!

— Наша, наша, — коротко бросил один из них, а другой выбросил вперёд ногу и отвесил мне такого пинка в бедро, от коего я тут же очутился на полу. Вот, значит, как! Началось!

Ну, понятное дело, от пинка никто ещё не умирал. Вот и я не умер, а вскочил на ноги и сунул руку за пазуху. Нет, почтенные братья, не штучку я выхватил — ибо если из чёрной трубки стрелять, то представьте потом мороку с трупами. Не зимний лес, а очень даже город. А если из белой — очухаются они через пару часов, и зададутся очень интересными вопросами. Потому что если верна моя догадка и люди это приглядские, то уж они-то должны понимать, чьё это оружие — сиробикан, который я про себя «штучкой» зову. Зачем давать им лишний след?