Где ногой, где рукой Кадушкин распахивал двери. Наконец они увидели то, что искали. Лестница в противоположной стороне коридора переходила в железную лесенку, а та упиралась в квадратный люк с замком. Замок был старый, покрашенный заодно с потолком во время ремонта лет двадцать назад.
Не теряя ни мгновенья, Кадушкин вынул пистолет с набалдашником глушителя на дуле, прицелился, выстрелил. Раздался один хлопок, потом второй. Звуки были негромкие и не грозные — что-то вроде похлопывания красавицы по мягкому месту. Маэстро отбросил замок с отбитой дужкой на кафельный пол, и это было, пожалуй, погромче выстрела.
Луке ничего не оставалось пока, как наблюдать. Напрягшись, Кадушкин нажал плечом на дверцу люка.
— Как тяжело ты, пожатье каменной десницы! За мной, мои шер!..
Лука оглянулся, никого кроме них на площадке не было. На чердаке оказалось темно, как у негра в утробе. Ни одного тебе даже самого крохотного окошка.
— Ну, мы-то с вами к темноте люди привычные, а, Лука Васильевич?.. — В руке у Маэстро неожиданно вспыхнул фонарик. В другой руке он по-прежнему держал пистолет.
Без фонаря им было б не обойтись. Все вокруг было завалено обломками старой мебели, гипсовыми кусками, тряпьем, гнилыми, потемневшими опилками и иными предметами, совершенно неожиданными в таком месте. У стены блеснул оклад старой иконы. А рядом в заросшей пылью рамке морской пейзаж.
— Вот теперь понимаю, почему я так легко обвел их вокруг пальца. Мы имеем дело с босяками, Лука Васильевич. Любой из них в слове «университет» сделает как минимум две ошибки! — Маэстро покачал головой. — Все это просто взять и запереть. Однако мы пришли сюда за другим…
— Нам туда… — Лука двинулся в сторону от брошенных вещей.
Багровым концентрированным духом сильнее всего тянуло от противоположной стены. И они пошли, продолжая преодолевать в полумраке бесконечные препятствия. Руки все время натыкались на толстый бархат пыли.
Что-то хрустнуло под ногами у Луки. Маэстро посветил и выхватил лучом осколок зеркала. Дурная примета.
— Мой вам совет, Лука Васильевич, перекреститесь и никакая дурная примета не подействует. Однако ж куда это мы пришли?
Перед ними была стена. Обыкновенная кладка, без каких-либо затей.
— Это там!.. — Лука ткнул пальцем в шершавый кирпич.
— Там, мой дорогой, улица! — разочарованно покачал головой Маэстро.
Лука неуверенно постучал в стену кулаком. Звук получился глухой, непонятный.
— Но ведь это там!..
Кадушкин постучал по тому же кирпичу рукоятью пистолета, и стало понятно, что за стеною… пустота. То есть какое-то пространство, помещение.
— Доннер веттер! А ведь там действительно ничего нет… кроме того, что нам нужно. А, Лука Васильевич? Кроме злата!..
Он двинул в стену плечом. Но не смог даже покачнуть крепкую кладку.
— Отбойный бы сюда молоточек! Или лом…
— Есть! На стройке.
— Что на стройке?..
— Там можно найти и лом, и кирку. А лучше бы здесь бревном садануть, мне кажется…
— Но при чем здесь стройка? — недоумевал Маэстро.
Нелегко было объяснить этому заграничному русскому, что на стройке за бутылку можно заполучить все, чего только душа не запросит. А потом проданное списывается на мороз, на дождь, на брак и тому подобную стихию. И никакого толку, что теперь «рынок» на дворе — только воровать стали еще больше и наглее.
Но ничего этого не стал объяснять Лука. Очень не хотелось ему ворошить эту тему.
— Александр Аскольдович, пошлите на машине Никифорова, и через двадцать минут будет все в порядке!
— Но каким образом?..
— Как говорят ваши политологи: загадочная страна!
— Хорошо. Подите, распорядитесь сами. А я пока тут останусь… у желтого металла.
Переодетому в штатское Никифорову действительно понадобилось не более двадцати минут, чтобы лом и кирку выменять на литровую бутылку якобы немецкой водки.
Лука это время провел с Рауфом. Разговаривать не очень хотелось. Лука одновременно испытывал и неприязнь, и неловкость, и в какой-то мере сочувствие. Все-таки и он, Рауф, натерпелся в этом доме! Но ведь мог бы, наверное, и не терпеть? А что ему оставалось тогда? С собой покончить?
В общем, это были тяжелые минуты. Рауф потерял всю свою восточную стать и думал только об одном: как извернуться, что еще придумать, чтобы о нем не забыли, чтобы забрали его отсюда.
Наконец Лука догадался заговорить с «пациентом» Pay фа.
— А вы, извините, кто? Кем были до того, как сюда попали?
— Зачем вам? Просто человек…
— Эй, не груби! — встрепенулся вдруг Рауф. — Ты кому грубишь?!
— Вы знали, что вас ждет?.. «Пациент» пожал плечами.
— В обязанности этого господина… Рауфа Дауровича, по-видимому, не входило о чем-либо рассказывать. Но, наверное, это доставляло ему удовольствие…
— Какое удовольствие, дорогой? Зачем клевещешь? — Рауф имел насущную потребность жестикулировать. Но сейчас обе его руки были заняты наручниками. — Вах!
— Больше вас ничего страшное не ждет! — сказал Лука и посмотрел на часы.
— Чего же вы не отпустите меня тогда?.. — В голосе «пациента» смешались подозрительность и безумная тоска.
— Вы знаете, где мы находимся?«Пациент» снова пожал плечами.