Тайна Черного дома

Вот теперь Буков знал, что ему делать, обдирая колени и локти, он спустился с «господствующей» и двинул к Коктебелю. Утро еще, можно сказать, не кончилось, и капитан вполне мог бы сойти за любителя оздоровительной трусцы, если бы не его горящий взгляд. С такими взглядами впору бить мировые рекорды, но некому было удивляться, на него глядя, горы стояли молчаливо и бесстрастно — они и не такое повидали на своем веку. Буков поднял хозяйку с постели и сообщил, что они «съезжают». Хозяйке было глубоко наплевать на его сообщение, поскольку ей заплатили за всю неделю. Поэтому она никак и не прореагировала на его слова.

Чтобы не было подозрений, пришлось забрать и вещи Иты. Но прежде он все тщательно обыскал. Восемьсот долларов, которые он нашел в косметичке, вызвали у него приятные ощущения, досаждало лишь то, что не нашел оружия. Свой миниатюрный «вальтер» Ита забыла в Москве на его же квартире, под подушкой. Все-таки большая бутылка «Парламентской» дала о себе знать в ту ночь.

Через час Буков переселился в другой конец поселка и новых хозяев прямо с порога уверил, что он жилец надежный, хотя и непоседливый, часто бывает в разъездах. Заплатил он им сразу за две недели вперед, чтобы не дергались, не искали его. А потом, если все сложится, как он задумал — ищи ветра в поле!

Глава шестая. СОКРОВИЩЕ. СЛЕЗЫ СТАРИКА

Из «пулеметной» коробки они извлекли десятка полтора массивных золотых монет, на которых были начеканены арабские буквы, а под буквами — две золотые пчелы. Вместе с монетами как-то сам по себе выполз золотой брусок, более килограмма весом, по форме напоминающий шоколадный батон, увеличенный примерно в два раза. Про него Никифоров сразу сказал:

— Намучаемся с ним!

— Чего это вдруг?

— Сам подумай: как продавать? Ты сразу всем такой интересный станешь. От КГБ до мафии…

— А зачем целый-то продавать? Отпилим кусочек…

— А ты думаешь, они не сообразят, от чего ты этот кусочек откусил? Это, Лукаш, еще хуже будет, потому как у них воображение сразу запылает!

— Давай в туалет выкинем!

— Ты не злись, ты думай…

Еще в коробке оказался прелестный серебряный ножик, по-видимому, для разрезания бумаги. Рукоятка его была, что называется, усыпана аметистами. Лука восхищенно разглядывал вещицу, а Никифоров в это время вытряхнул крохотный, с половину пальца, замшевый мешочек, наглухо зашитый со всех сторон.

— Чего там?.. Ну-ка, посмотрим, дай-ка ножичек…

Ты нож-то антикварный не испорти! — пробурчал Лука и тут же невольно замер, в глаза ему ударили острее иголки лучи невиданных, необыкновенных цветов — зеленый, оранжевый, голубой. Это были, понятно, цвета радуги, но только такие, какими их видит Господь Бог. Тона ослепительно-резкие и в то же время сказочно-нежные, изысканные…

На ладони Никифорова лежал округлый, чуть продолговатый камень, покрытый сложнейшими гранями, подвластными только колдовски хитрым ювелирам. По форме он напоминал крупную фасолину.

Никифоров наклонил руку, камень, как игральная кость, упал на стол.

— Вот из-за такого партнеры перерезают друг другу глотки…

Камень прокатился несколько сантиметров, десятки ни с чем не сравнимых огненных выстрелов сладостно ударили им по глазам.

— Это… — Лука нерешительно взял камень, руки затряслись неожиданно. Лучи от граней сейчас же запрыгали, полетели во все стороны. день за окнами был не самый солнечный, и кроме того, они задернули шторы.

— Это бриллиант! — выговорил Никифоров застрявшее внутри Луки слово.

Неизвестно, сколько времени они просидели над камнем, не в силах оторваться от его волшебной, а точнее, колдовской красоты. Их руки вдруг, как бы не повинуясь им, одновременно и дружно впились в камень. Никифоров был заметно сильнее и завладел камнем. И тогда они испуганно переглянулись.

— Лукаш, мы пропадем…

Лука не мог отвести глаз от алмаза. Даже в неподвижном, в нем находились какие-то возможности, он продолжал сочиться подрагивающим светом, рядом с которым свет солнца мог казаться лишь жалким подаянием.

— Лукаш, прошу тебя! Давай его выкинем…

— Ты обалдел?! — Лука вырвал у Никифорова бриллиант, сжал его в кулаке, спрятал за спину. — Ты спятил, Петрович?! Да это знаешь, что такое!..

— Погибель наша!

Очень долго они смотрели друг другу в глаза. И в эти слившиеся мгновенья Лука не сразу мог понять, что же все-таки дороже ему. Наконец пришел страх. Он взял мешочек, сунул камень внутрь, в непроницаемую замшевую темноту. Напоследок камень успел сверкнуть, ударив ему по глазам. Глупец, мол, владей! А вдвоем мной владеть невозможно — как женщиной!

Лука положил мешочек на стол, отодвинул от себя.

— Петрович, а у тебя нитка есть с иголкой?

Никифоров понял его с полуслова. Достал иголку с ниткой — человек все-таки военный, бывалый — и тщательно зашил мешочек.

— Ну и штука. Почище любого Кашпировского… колдует!