Тайна чертова камня

– Вот он к ней-то, к Кузьминичне, и пошел. Ушел, и нет его… я жду-жду, думаю – что за дела, нам уже выходить пора, а Федьки все нет. Отправился искать его… подошел к домику Кузьминичны – ну, который возле пекарни, с коричневыми ставнями, у нее еще знак такой – если герань на окне, значит, можно заходить, товар имеется. Вижу – порядок, стоит на подоконнике горшок, хотел в окошко постучать, смотрю – а в кустах, возле этого самого окошка, Федька лежит… ну, думаю, это сколько же он выпил, если с ног свалился? Наклонился к нему, за плечо потрогал – а он уж остывать начал! Перевернул его на спину, смотрю – вот тут рана ужасная! – Мужчина показал на свое горло.

– На себе нельзя показывать, примета нехорошая… – машинально проговорила Надежда.

– Ну вот аккурат тут! – На этот раз рассказчик показал на горло безмятежно спящего Ячменного.

– На других тоже нельзя…

– Если бы мне тот гад попался, который Федьку порешил, я бы его своими собственными руками! – Рассказчик шарахнул по столу огромным кулаком.

– Василий! – строго прикрикнула на него буфетчица. – Ты не дома у себя! Ты мне всю мебель переломаешь, всю посуду перебьешь! Что же мне тогда – закрываться?

– Зинуля, все! Я тебя понял! – Надеждин собеседник стушевался, видимо, здешняя буфетчица обладала среди посетителей «Василька» непререкаемым авторитетом.

Надежда попрощалась с аборигенами и отправилась в медпункт.

На выходе из «Василька» она буквально нос к носу столкнулась с той невзрачной, но хорошо информированной старушонкой, которую встречала в поселковом магазинчике. Старуха пристально посмотрела на Надежду и довольно отчетливо пробормотала:

– Некоторые из себя много воображают, а сами что ни день по пивным шляются!

«Все, теперь моя репутация в поселке окончательно погибла! Слух распространится в полчаса, да еще и прибавят по пути вдесятеро!» – удрученно подумала Надежда.

Но сделать она ничего не могла и направилась в медпункт.

Гипс Люське не сняли, сказали, что нужно походить еще недельку. Люська по этому поводу не сильно расстроилась, вообще она глядела лисичкой, и Надежда заподозрила, что ее бедовая соседка разжилась где-то если не водочкой, то какой-нибудь бормотухой.

Люська подхватила костыль и бодро похромала к переезду, где должен был ждать их участковый.

– Говорит доктор, что нога плохо заживает! – громко делилась она. – Ты, говорит, Люся, наверное, тяжелую физическую работу выполняешь, нужно себя поберечь… Вот я скажу Николаю – пускай меня на руках носит…

Тут из-за поворота показалась монументальных размеров бабища, занявшая едва ли не всю не слишком широкую улицу. Люська мигом заткнулась, как будто ей всунули кляп, и подхватила Надежду под руку. Надежда сначала не обратила внимания, потом ощутила, как ее спутница напряглась как струна, и все поняла.

Бабища двигалась не спеша, Люська тоже сдержала шаг. Еще она упорно старалась не хромать и прятала костыль за спину. По всем признакам встретившаяся личность вполне могла быть законной половиной участкового Николая Ивановича – Анфисой.

Поравнявшись с теткой, Надежда навскидку определила ее вес примерно в центнер. На ней был бирюзового цвета сатиновый халат в пунцовых розах, короткие волосы выкрашены в темно-рыжий цвет. Как видно, прошло уже немало времени с тех пор, как тетка посещала парикмахера, из-под рыжих отросли свои сивые волосики, так что издалека казалось, что тетка сверкает лысиной.

Очутившись в непосредственной близости, законная глянула на Люську с такой глубокой ненавистью, что даже Надежде стало нехорошо.

«Как бы не разодрались они тут, – опасливо подумала она, – тогда и мне попадет ни за что».

То ли Люська была не в лучшей форме и трезво прикинула свои возможности, то ли храбрилась только на словах перед Николаем, однако она опустила глаза в землю и прошла мимо соперницы, ничего не сказав. Та, поравнявшись с Люськой, прошипела себе под нос:

– Есть же некоторые, у которых совести на медный грош не имеется! – После чего она торжествующе задрала нос и тоже поплыла по своим делам.

– Зараза толстомордая! – прошипела Люська, благоразумно дождавшись, когда законная скрылась за поворотом, приостановилась и плюнула ей вслед.

– Павлик, ты не дома у себя! – проговорила буфетчица Зина, похлопав Ячменного по плечу. – Ну-ка просыпайся да иди домой досыпать! Я скоро закрываюсь, и вообще у меня здесь не ночлежка!

Зина с виду была особой миловидной и женственной, но рука у нее была тяжелая, иначе она не выжила бы в грубом мужском мире и не смогла бы выстоять за стойкой «Василька». От ее легкого прикосновения незадачливый корреспондент чуть не свалился на пол. Он открыл глаза, с трудом оторвал лицо от стола и огляделся мутным взглядом. На столе перед ним стояла тарелка с недоеденной селедкой и надписью «Общепит» на краешке, несколько мелких кусочков прилипли и к его лицу. Вокруг с назойливым жужжанием кружили наглые мухи. В голове тяжело грохотало, как будто там перекатывались булыжники, оставленные на обширной территории Карельского перешейка в суровые времена ледникового периода.