Тайна cредневековых текстов. Библиотека Дон Кихота

Так хороша, – ответил Хинес, – что не угнаться за ней и знаменитому роману «Ласарильо де Тормес» и всем книжкам в этом роде, которые когда-либо были или будут написаны! Скажу только вашей милости, что все в ней правда, и такая увлекательная и забавная, что никакие выдумки с ней не сравнятся.

А как ее заглавие? – спросил странствующий рыцарь.

«Жизнь Хинеса де Пасамонте», – ответил каторжник.

И она закончена? – не унимался рыцарь.

Как же она может быть закончена, – ответил Хинес, – если жизнь моя еще не кончилась?

Близ венты де Квесада. За несколько лет до того, как описываемые события станут романом

– Все свершается согласно вашему учению, Учитель! – вновь не удержался Мигель. – Вы говорили о сознании, о том, что мир существует для сознания, а самое высшее воплощение этого Сознания – Книга. Вы даже вспоминали одного своего приятеля, который, предчувствуя собственную насильственную смерть, хотел написать Книгу.

– Ты прав, Мигель. Вспомни, я перед появлением этих каторжников рассуждал о том, что после собственной смерти с копьем в руках спущусь в ад и выведу оттуда всех грешников. Мигель, само Небо посылает нам знамение. Мы не должны медлить. Нам сначала следует уговорить охрану отпустить этих несчастных, а если не получится, то вдвоем мы свершим наш подвиг.

От такого предложения у Сервантеса по спине побежали мурашки и пересохло в горле, но возражать основателю религии кихотизма он не осмелился: слишком велика была вера недавнего алжирского раба в этого не совсем обычного человека.

Из романа «Дон Кихот»

Между тем комиссар замахнулся жезлом, чтобы ударить Пасамонте за то, что он начал произносить какие-то бессвязные угрозы в его адрес, но Дон Кихот стал между ними и попросил не бить преступника: что за важность, если у человека с крепко связанными руками чуть-чуть развязался язык? Затем он повернулся к каторжникам и сказал:

– Из всего того, что вы мне рассказали, дорогие братья, я ясно понял следующее: хотя вы и наказаны по заслугам, но предстоящее наказание, как видно, не очень вам нравится, и вы идете на галеры весьма неохотно и против собственной воли; и очень возможно, что причиной вашей гибели было, у одного – малодушие во время пытки, у другого – недостаток денег, у третьего – отсутствие покровителей, у четвертого – неправедное решение судьи: вот почему не восторжествовала правда, бывшая на вашей стороне. Все эти обстоятельства приходят мне теперь на ум и говорят, убеждают и даже заставляют меня показать вам, с какой целью Господь произвел меня на свет, велев примкнуть к рыцарскому ордену, в котором я ныне состою, и принести обет в том, что я буду защищать обездоленных и угнетенных сильными мира сего. Но я знаю, – и это одно из правил благоразумия, – что не следует прибегать к силе там, где все может быть улажено по-хорошему, и потому я сперва спрошу сеньоров конвойных и комиссара, не будет ли им угодно снять с вас цепи и отпустить с миром; ибо всегда найдутся люди, готовые послужить королю и при более благоприятных обстоятельствах, мне же представляется большой жестокостью делать рабами тех, кого Господь и природа создали свободными. Тем более, сеньоры конвойные, – прибавил Дон Кихот, и стало ясно, что драки не избежать, – что эти несчастные перед вами ни в чем не виноваты. Пусть каждый несет свой грех: есть Бог на небе, и он неусыпно карает за зло и награждает за добро, а честным людям не следует становиться палачами других людей, особенно если им нет до них никакого дела. Я прошу вас об этом с мягкостью и кротостью для того, чтобы мне было за что вас поблагодарить, если вы исполните мою просьбу; если же вы не исполните ее по доброй воле, – это копье и меч и сила моей руки заставят вас сделать это против вашего желания.

– Что за дурацкая шутка! – воскликнул комиссар.

Близ венты де Квесада, когда еще не родился даже замысел Романа

– Что за дурацкая шутка! – воскликнул комиссар, и Мигель невольно вздрогнул от этого голоса. Ему почему-то живо представилась сейчас сцена захвата испанской галеры «Эль Соль» алжирскими пиратами. Корабль окружили со всех сторон, и всякое сопротивление было бесполезным. А потом начались долгие годы плена.