Тайна cредневековых текстов. Библиотека Дон Кихота

Как-то в их комнате в коммуналке на улице Марии Ульяновой, в доме 14, на пороге появился слегка под хмельком отец. В широкополой шляпе, в габардиновом пальто с накладными карманами, в двубортном костюме, в черной рубашке и в белом шелковом галстуке. В руке у отца был зажат проспект с выставки американских автомобилей, проходившей в Москве. «Оттепель». Хрущев слетал только что в Америку и привез оттуда безумную идею засеять всю Россию кукурузой.

– На, – сделал широкий жест отец, – это тебе!

И протянул проспект пятилетнему сыну. И Женя Воронов увидел самое настоящее чудо: «кадиллак эльдорадо», «студебекер гоулд хок», «шевроле бель эр», «плимут гран фьюри», «форд краун Виктория» буквально заворожили взор пятилетнего мальца. Все эти красавцы были выкрашены к тому же в какие-то немыслимые цвета: брызги шампанского, пьяной вишни, в цвет морской волны и прочее, прочее, прочее.

Но вершиной этой коллекции оказался знаменитый «кадиллак биарриц», выполненный в каком-то невероятном космическом дизайне, с острыми высокими крыльями и круглыми огромными кроваво-красными габаритами с изображением серебряной галочки посередине. Это был невероятно броский, типично американский китч. Но пятилетний Женя Воронов и не подозревал даже о существовании такого слова. Дело в том, что в этом так называемом китче было уж слишком много типично детского, наивного, радостного.

Пока он жадно вглядывался во всю эту красоту, столь не похожую на их скромный и даже убогий быт, на ту серость, что царила за окном, мать с отцом сначала тихо ругались о чем-то, спорили, потом принялись целоваться, поставили пластинку и пустились кружиться в танце под шлягер тех лет из «Серенады солнечной долины», выплясывая что-то вроде африканских буги-вуги.

Молодые, счастливые, здоровые, родители в воображении Воронова так вечно и кружатся на фоне бесподобного, неподражаемого в своем детском китче космического «кадиллака биарриц», белоснежного, как первый выпавший снег, покрывший горные вершины близ поселка Чамюва, странно созвучного знаменитой джазовой теме «Чаттануга Чу-чу».

Словно очнувшись от сна, Воронов решил осмотреть «бьюик» 74-го со всех сторон. И боевой настрой профессора сразу сник, испарился. Сзади были видны следы ржавчины. Металл «бьюика» начала жрать ненасытная коррозия. «Что? – подумал невольно Воронов. – Хвост все-таки прищемили?»

Это был знак! Знак Смерти! И от нее никуда было не деться.

Он поспешил во тьму вслед за женой. «Словно Орфей за Евридикой», – невольно прозвучало в профессорской голове.

* * *

Зачем он начал писать этот роман о Дон Кихоте? Зачем? Зачем надо было делать главного героя своим alter ego да еще наделять его собственным именем? К чему вся эта литературщина? Какая-то Книга! Дешевая мистика, и не более того. А эпизоды с членовредительством просто искусственны и не имеют ничего общего с реальной жизнью: намеки на популярных писателей просто оскорбительны и могут вызвать у читателя подозрение в зависти, в зависти к чужой более удачливой писательской судьбе.

К тому же что скажут коллеги по цеху? Тот же Сторожев. Он ведь может и возмутиться. Чего доброго, еще и руки не подаст. И будет прав. Странный какой-то роман получается. А главное – зачем? Зачем вообще его утруждаться писать? Кому интересны все эти воспоминания? Эти фобии, бесконечные комплексы? Например, ты пишешь, что у писателя Грузинчика была страсть к перьевым ручкам, и писал он, Грузинчик, дурацкая фамилия, кстати сказать, только старым Montblanc. Но это же твоя личная страсть. Это твой комплекс, твоя двинутость на канцтоварах, а не какого-то там выдуманного тобой Грузинчика. Явно этот так называемый роман и не роман вовсе, а болезнь, болезнь твоего собственного «я». И ты просто хочешь навязать эту болезнь другим. И с этой целью придумываешь, точнее, выдумываешь какой-то сюжет. Завлекаешь, ловишь читателя на наживку. Зачем? Чтобы заразить его собственными фобиями, своими страхами, комплексами.

Какая-то довольно сомнительная цель получается. Это похоже на Дон Жуана, зараженного СПИДом, или на человека, болеющего гриппом и любящего разъезжать в общественном транспорте, а не лежать спокойно у себя дома на диване и лечиться медом, малиной и прочими народными средствами.

В этой турецкой ночи без звезд, видно, стало очень облачно, он с трудом нашел жену рядом с каким-то коттеджем. Из-за забора надрывалась внушительных размеров псина.

Смотри, какой дом красивый! – отметила жена, игнорируя собачий гнев.

Красивый, красивый. Только пойдем давай. Я собак боюсь. А эта уж очень грозная.

Она ничего нам не сделает. Ограда высокая.

Смотри, как она на эту ограду бросается.

Ограда представляла собой лишь высокую сетку, которая начинала буквально ходить ходуном от очередного приступа законной ярости могучего животного.

Вот бы нам такой! – предалась мечтам Оксана. – И где-нибудь в таком же месте, чтобы горы, море и сосны.

И собака чтобы тоже была?

И собака, – мечтательно, по-детски произнесла Оксана.