Тайна для библиотекаря

— Да- да, мы помним. — Я прервал гасконца, оседлавшего любимый конёк семейной истории — Так что там дальше с Веттерманом?

— Он вернулся в Европу и оставил воспоминания о своей встрече с московским государем. В них было и описание царской библиотеки. Вот, если позволите…

Он выудил из-за обшлага мундира свой блокнот.

— Рассказ пастора, вернувшегося на родину в 1896-м году от рождества христова записал сам рижский бургомистр Франц Ниенштедт для своей «ливонской хроники. Я выписал себе отрывок.

И он начал читать, медленно, с запинками, из-за того, что приходилось по ходу дела переводить документ на русский.

— Веттермана, как ученого человека, весьма почитал Великий князь, и даже велел показать ему свою либерею, состоявшую из книг на еврейском, греческом и латинском языках, которую его предки в древние времена получили от константинопольского патриарха, когда приняли христианскую веру по греческому исповеданию. Эти книги как драгоценное сокровище хранились замурованными в двух сводчатых подвалах подле царского покоя…

— Надо полагать, речь идёт о каких-то других покоях. — сказал гасконец, оторвавшись от блокнота. — Вряд ли московский царь жил в подземном склепе.

— У Иоанна Васильевича были порой довольно необычные пристрастия. — ответил я. — да вы читайте, Жан, не отвлекайтесь.

- … Великий князь много хорошего слышал об этом ученом человеке, Иоганне Веттермане, о его добродетели и знаниях, потому велел отворить свою великолепную либерею, которую не открывали больше ста лет, и пригласил через своего верховного канцлера и дьяка Андрея Солкана и Никиту Висровату и вышеозначенного Иоганна Веттермана, и в их присутствии велел вынести сундуки с книгами. Веттерман нашел в них много сочинений, на которые ссылаются наши учёные мужи, но которых у них нет, так как они сожжены или разрознены при войнах, как то было с Птолемеевой и другими либереями…

— Не понимаю… Ростовцев нахмурился. — если этот ваш Веттерман вернулся в Европу и рассказал о библиотеке рижскому градоначальнику — то это кто?

Он указал на мумию, по прежнему сидящую у стола. Гасконец пожал плечами.

— Не знаю. Может, он потом снова приехал в Московию?

Я покачал головой.

— Это вряд ли. Во-первых, Жан, если верить рижскому бургомистру, он встречался с Веттерманом в девяносто шестом году. А Иоанн Васильевич оставил подлунный мир за двенадцать лет до этого, в тысяча пятьсот восемьдесят четвёртом. А во вторых — не в его характере было отпускать человека, чья голова набита подобными тайнами. Думаю, в Европу отбыл кто-то похожий на Веттермана — и принялся рассказывать там безобидные байки. В конце концов, за тридцать лет человек может измениться до неузнаваемости… А настоящий Веттерман — вот.

И в свою очередь ткнул пальцем в мумию. Та никак не отреагировала на столь фамильярное обращение.

Ростовцев недоверчиво хмыкнул.

— И что он такого знал, из-за чего его понадобилось… вот так?

— Кроме местонахождения и подлинного состава царской библиотеки? Об этом, поручик, надо спрашивать не меня, а тень Иоанна Грозного. Если, не приведи Бог, у вас получится её вызвать?

— Вызвать? Это как?

— Проехали. — я ещё раз напомнил себе, что за словами надо следить. Спиритизм пока здесь неизвестен, он войдёт в моду только во второй половине века… — и вообще, давайте-ка займёмся делом. Работы тут непочатый край, свечи все изведём — что делать будем?

— Подойди-ка сюда Витальич… — негромко позвал Ростовцев. -Глянь, что тут за штуковина…

Я подошёл. Поручик стоял перед небольшим сундучком, взгромождённым, как на пьедестал, на другой, гораздо больше размерами. Сундучок, весь из кованого железа, толстенными медными полосами идля верности обмотан железными цепями, запертыми на три висячих замка. Всё это — и цепи, и замки, и сам сундучок — были обильно увешано печатями с каббалистическими и бог ещё знает какими символами.

— Надо думать, здесь что-то совсем уж запретное. — сказал Ростовцев. — Вон, сколько всего нагородили… Как полагаешь, Витальич, что там, внутри?