Тайна дома Морелли

Прошло более полутора лет с той ночи, когда, пьяный и уставший от бессмысленной войны, он совершил ошибку, последствия которой будут сопровождать его всю оставшуюся жизнь. По сей день Томми мучили кошмары. Снился лагерь в Кабуле, американские войска, разместившиеся на этой земле – недружелюбной, пыльной, скрипевшей на зубах песком, который ветер приносил из пустыни, наспех приспособленной для американского образа жизни. Они ухитрились даже поставить палатки, где продавали гамбургеры и хот-доги. Ни один солдат не мог долгое время питаться тем, что союзники поставляли им в лагерь в небольших грузовичках. Как ни странно, именно пища связывала солдат с домом. Вдыхать запах еды, которую когда-то подавали за семейным столом, будь то стаканчик доброго пива, отбивная или кофе, привезенные с родины. В первую очередь – человеческое достоинство, остальное не так важно.

Иногда – очень изредка – Томми удавалось забыть, что он в Афганистане. До тех пор пока на испытательном полигоне не рвались бомбы, не взлетали набитые солдатами вертолеты и оттуда, с небес, открывались ужасающие картины опустошения, груды мусора, разрушенные города и поселки.

– Я совершил страшную ошибку, Элен, – пробормотал он, глядя в потолок.

Из-за лекарств взгляд его словно остекленел. Синяков и царапин, оставленных марионеткой, видно почти не было. Его большие зеленые глаза беспокойно метались по палате не то от страха, не то из-за внутренней боли. Никогда прежде он не был так напуган. Ему было просто необходимо с кем-то поговорить.

Ларк стоял, прислонившись к стене. На похороны он заехал лишь на минуту, после чего незаметно улизнул. Он терпеть не мог похороны. Да и утешать был не особый мастак. К тому же утро выдалось на редкость суматошным: сперва Пол Джонс, потом эти ребята, а теперь еще «свой парень».

Он снял шляпу и положил на столик, где стояла тарелка с остывшей едой, к которой Томми так и не притронулся. Посмотрел на Элен. За эти дни она заметно похудела, лицо вытянулось, юбка свободно ерзала на талии туда-сюда. Элен сидела возле Томми, сложив на коленях руки и уронив голову. Ларк был уже стар и иной раз тупил; тем не менее даже он знал, какие чувства питает Элен к этому парню. Случалось, шериф над ней подшучивал. Да, он охотно признавал Элен как профессионала, однако полагал, что она не подходит для Томми. Сейчас он раскаивался в своих грубоватых шуточках: Элен от парня не отходила ни на шаг, ухаживая за ним как одержимая, и Томми с благодарностью принимал ее заботу.

– Но я ничего ей не сделал, – промямлил он заплетающимся языком. – Жизнью клянусь, ничего не сделал. Она была совсем еще девчонка. Хорошенькая такая. Жила неподалеку. Иногда… иногда она приоткрывала свое красивое личико, и мы за ней в шутку ухаживали. Таскали все необходимое ее братьям и сестрам. Братьев и сестер у нее хватало, и все голодали… Но в ту ночь ребята как с ума посходили. Даже не помню толком, как все произошло, с чего началась эта беда. Мы будто бы опьянели от горя. Невозможно описать, что это значит. Тебя будто жжет изнутри, и ты ничего не можешь сделать, чтобы как-то утихомирить это жжение. Никакие лекарства не спасают. Мы к тому времени потеряли многих ребят! Во время операции… посреди пустыни… Она так в меня верила…

Элен наклонилась к нему. Ларк кашлянул.

– Томми, но ты же не виноват.

– Нет, это не так. Я отвел ее к ним, я ее там оставил. С другими солдатами. Думаю, пусть она забудет ненадолго эту проклятую войну, познакомится хоть немного с нашей страной, узнает наши обычаи, наш гуманизм. – Он невесело хмыкнул и закрыл руками лицо. – Дети войны… Честное слово, я сам не знаю, как это началось. Она была рядом, а через секунду я потерял ее из виду. А потом услышал крики, мольбы о помощи. А ребята смеялись… Когда я добрался до их казармы, я уже на ногах едва держался. Чем бы я ей помог? Разве я мог спасти ее? О боже! – воскликнул он, не в силах сдержать рыдания. – Это был просто кошмар! Они ее насиловали! И все из-за меня! Ее глаза… как она молила о помощи… А я ничего не сделал! Они… они держали меня… Мне…

– Хватит, пожалуйста! – крикнула Элен. – Ты же сам понимаешь, что ничего не мог сделать. Раскаиваешься в грехах, которые не совершал!

– Но я позволил этому случиться!

– Ты был всего лишь ребенком в солдатской форме, мальчишкой, играющим в войну, – перебила его Элен.

Томми посмотрел на нее затравленно и испуганно. Ларк устало опустился в ближайшее кресло.

– Марионетка про это знала… Она заставила меня все пережить заново. Вернула в пустыню, в тот лагерь. И шепотом напомнила, что я ничего, ничегошеньки не сделал, чтобы помочь. Потому что я подлый трус! Вечная война… она признает только силу, уничтожая все вокруг… Я слышал, как стонали проходящие мимо люди, слышал плач посреди дорог, видел придорожные кладбища Джалалабада…

– Томми, перестань… – взмолилась Элен.