– По крайней мере, мы теперь знаем, что он цел и невредим, – попытался успокоить их Сахли. Он подошёл к друзьям и тоже обнял их.
Кадабра и Бим ласкались к Алексу, стараясь утешить его вместе со всеми. Бим кончиком хвоста даже поймала одну из его слезинок. Однако было очевидно, что, несмотря на близость и сочувствие, которым его окружили друзья, Алекс очень тосковал и мысли его находились далеко. Разлука с любимым дедушкой разбивала ему сердце и причиняла боль, как никогда прежде.
Аврелий огляделся вокруг и развернулся. Совершенно точно! Он был уверен, что ему не почудилось. Он слышал голоса. Голоса, которые обращались к нему. Голоса мальчиков и девочек. И он слышал имя: Алекс!
От этого имени на глаза Аврелия навернулись слёзы. От этого имени и этого голоса. Он знал, кто это, и знал, что белокурая шевелюра, которая снова и снова являлась ему во сне, принадлежала этому мальчику: Алексу! Так его звали. Это был его внук, Алекс! То есть Александр. Но так его никто не называл. И Аврелий даже знал почему.
«Не называй его «Александр», – шутил он сам, когда гостил у своих родных. – Этот мальчишка до того шустрый, что успевает выскочить из комнаты прежде, чем ты выговоришь его имя до конца!» – Он взъерошил копну белокурых волос и с радостью посмотрел на смеющегося мальчика.
– Алекс! – прошептал Аврелий. И повторил: – Алекс! – И тут имя любимого внука как будто прорвало плотину в мозгу Аврелия: воспоминания одно за другим хлынули на старика. Он – Аврелий Бауманн. Учёный. Специалист по магии. Женат. На Илзе. Самой милой, доброй и терпеливой женщине из всех, что он встречал в своей жизни. Вдобавок ко всем своим достоинствам она в совершенстве владеет искусством кулинарии.
Аврелий покачал головой. У него перед глазами мелькали картинки. Появлялись звуки. Запахи. Ощущения. У него и Илзе есть дочь, которой они очень гордятся: Марианна. Мама этого чудесного мальчика.
– Алекс! – снова прошептал Аврелий, теперь в совершеннейшем восторге. Четыре года! Четыре года было Алексу, когда Аврелий отправился в свою последнюю научную экспедицию в арабские страны. С тех пор они не виделись. Какой бы горькой ни была эта мысль, Аврелий не выдержал и рассмеялся.
– Я помню! – снова воскликнул он. – Алекс, я вспомнил, кто я такой!
Но вдруг он замер. Его смех стих, а радость на лице сменилась ужасом:
– Где я?
Профессор вдруг со всей ясностью осознал, что сидит в тюрьме. Он был готов к тому, чтобы впервые задать себе вопрос: «Почему меня посадили за решётку?»
Прежде плен ощущался им лишь как потерянная свобода. Но теперь, когда он наконец вспомнил, кто он такой, ему захотелось понять, что с ним произошло.
– Кто посадил меня в эту темницу?
Аврелий прислонился к холодной стене и попробовал вспомнить. Где он находился перед тем, как оказаться здесь?
Он закрыл глаза и сосредоточился. Перед его внутренним взором была сплошная темнота. Аврелий приказал себе не обращать внимания ни на какие преграды. Он должен был вспомнить. Немедленно!
– Ради Алекса! – произнёс он, и в это мгновение с его воспоминаний слетела последняя пелена. Из мрака выступили первые тусклые картинки: высокие башни с заострёнными крышами. Людные улицы. Пыльные дороги.
Картинки дополнились звуками. Блеянием верблюдов. Ослиными криками. Бесчисленными людскими голосами.
Аврелий увидел занавеску, которая всколыхнулась, как будто подзывая его к себе. Он увидел мужчину со странным лицом: кривой нос, одной брови не хватает. Но мужчина приветливо улыбнулся и протянул профессору золотой шар. Шар идеальной формы, с очень красивыми и тонкими узорами.
Вот мужчина рассказывает Аврелию историю. Правдивую историю. О необыкновенном юноше.
– Сахли! – прошептал профессор, сидя в своей холодной тюрьме и не открывая глаз.
Лицо торговца исчезло. Последовала целая череда воспоминаний: они наслаивались друг на друга, вспыхивали и снова исчезали. Блокнот, египетские письмена, камни на светлом песчаном полу, лист бумаги с выцветшим текстом, белый скорпион и зелёная чешуя дракона.
– Помедленнее! – вскричал Аврелий. Но картинки мелькали всё быстрее и быстрее. Вскоре он уже не успевал разглядеть каждую в отдельности. Это был целый поток образов, к которым вдруг присоединился звук. Пронзительный, ужасный, мерзкий смех, перекрывший собой все воспоминания. Навязчивый, как карканье стаи ворон.
Аврелий испуганно открыл глаза и через силу произнёс:
– Аргус!
Волшебная ловушка
Аргус сидел в кресле и смеялся своим омерзительным смехом.
Он провёл рукой по керамической тарелке, которую оставила ему Шаолинь. Аргус знал, что искусству изготовления керамики китайцы научились у мастеров Древнего Востока. Знаменитому на весь мир китайскому фарфору суждено было появиться лишь через четыреста лет. Хотя и до этого в Китае были умелые гончары.