Тайна двойного убийства

Пришел черед матери Шишкова. Она вышла к трибуне, со скорбным достоинством и подробно, не дожидаясь вопросов, принялась рассказывать о погибшем сыне. Мы узнали, что Алик рос послушным и здоровым, увлекался спортом, учился легко и хорошо. Любил музыку, имел много друзей и последнее ему не просто вредило, а сыграло роковую роль: попалась другая компания и Алика вовлекли в плохие дела, судили. Но и там, в тюрьме, он вел себя хорошо, его отпустили досрочно, и он обещал, что все будет нормально, устраивался уже на работу, когда случилась эта ужасная трагедия.

Собственно, все это было известно из дела, ничего нового Шишкова не добавила. Прокурор вопросов не имел и к Шишковой, а Волкова не упустила момент:

— Скажите, а почему ваш сын не работал почти четыре месяца после освобождения из мест лишения свободы?

Шишкова не удостоила адвоката взглядом.

— Здесь судят не моего сына, а его убийцу! — она обращалась к суду и в голосе звучали слезы и гнев. — Убийцу, которого растерзать мало за то, что он сделал! Брат у него уголовник и этот тоже садист!

Муж Шишковой заворочался на скамейке, женщины рядом с ним возмущенно и как-то очень одинаково подняли брови, глядя на адвоката.

Галина Петровна невозмутимо настаивала:

— И все же?

Шишкова обратилась ко мне:

— Разве это важно? Какое кому дело, работал ли мой сын? Он прошел адовы круги, он устал, изнервничался, а мы, — она оглянулась на мужа и тот кивнул, — слава Богу, мы обеспеченные люди! Можем прокормить сына, пока он не нашел себя.

Ну вот, потерпевшая ответила на вопрос адвоката, мое вмешательство не потребовалось и я видела, как мимолетно улыбнулась Волкова, записывая ответ.

— И еще вопрос, — сказала адвокат, — этого Аркадия, которого искал ваш сын, вы знали?

Женщина дернула плечом:

— Нет.

Этот допрос тоже закончился быстро, хотя я понимала: об убитом мы знаем не все, что хотелось бы. Но мы лишь начали процесс. Многое впереди.

Вызываем Морозову Марину. Пока выполняются формальности, успеваю хорошо рассмотреть подружку Сумина.

Подружка располагает. В меру подкрашена, крупные черные кудри аккуратно обрамляют маленькое лицо с миндалевидными восточными глазами. Просторное, по моде, серое в елочку пальто не очень скрывает детскость спрятанной в нем фигуры. Миниатюрная, какая-то вся опрятная и оттого привлекательная еще более.

Долгим неподвижным взглядом не глянула — вцепилась в Сумина. И он поднял голову, смотрит…

А если это любовь? Достанется же ей горького до слез. Уже досталось.

— Расскажите все, что вам известно по делу, — и добавляю с предательской ноткой, — только правду и поподробнее.

Марина серьезно кивает. Она не напугана необычной обстановкой, держится спокойно, с достоинством.

Свидетельская трибуна — посреди зала, и я радуюсь, что молоденькая свидетельница не видна публике. И потерпевший Реутов не виден. Только суд, прокурор и защита. А если глянуть чуть влево — Сумин.

Уже первые фразы показали, что следователь Иванов с Мариной не справился, нет. Ее показания на следствии — две странички и только о событиях того страшного дня. Даже не дня, а какого-то часа. Сейчас Марина Морозова желает рассказать все досконально.

— С Юрой мы вместе учились все 10 лет. Дружили тоже долго, с седьмого класса. То есть до седьмого мы тоже дружили, но по-другому, — она чуть смущается, быстро взглядывает на Сумина и продолжает, — он хорошо учился, Юра. Мне помогал по алгебре, химии, физике, геометрии, — старательно перечисляет Марина, и я вижу, как морщится прокурор. Ну конечно, идет время, а ему не интересно, по каким предметам помогал подружке убийца Сумин.

— …до десятого класса все было отлично. А потом на него и посыпалось! Словно ящик Пандоры открылся у них в доме. (Ну, Марина! Этим ящиком Пандоры она меня покорила окончательно.)

— В одну зиму, такую ответственную для Юры — все же десятый класс, у него брата арестовали и мать не выдержала… ушла из жизни.

Новость для меня первая: арест брата, новость вторая — мать. Как это — ушла из жизни?

Делаю отметку для себя, не перебивая Марину, которая продолжает:

— Юра все же выстоял. Выдержал и учебу не бросил. Получил аттестат, на работу устроился. Все один, дом хорошо содержал, вел себя нормально, хоть у кого спросите. Тетка, правда, ему помогала, — Марина обернулась, поискала глазами, кивнула на женщину у окна — точно ведь угадала я, тетка! — только больная она и, по-моему, он ей еще больше помогал.

Женщина у окна закивала мелко-мелко, словно затряслась голова, уголки губ опустились, болезненно искривив лицо. Молодежь на последней скамейке слушала внимательно, без кривляний. Крайний у двери белобрысый парень в самодельных "варенках” на длиннющих тонких ногах вытянул шею, смешно выставил подбородок, две девчонки буравят взглядом Маринину спину, а рыженький, патлатый, что сидит между ними, неотрывно глядит на Сумина, который опять почти скрыт перегородкой, сгорбился, упер кулаки в колени; подняв плечи.

Маринин голос звучит спокойно, словно падают в странно притихший зал.