Тайна двойного убийства

— Уезжал, правда, часто, но потом возвращался. Люди к нему стали приходить… совсем другие… вот как эти, — свидетельница повернулась к Реутову, смерила его взглядом, и он переменил позу, передернул плечами, спустил руки со спинки скамьи, зажал их коленями.

— Эти не первые, были такие еще… наглые. Пили. Честное слово, мне уже и заходить к Юре не хотелось! И не ходила бы, но…

В тот день все хорошо было. Выходной. Мы накануне договорились погулять пойти, в кино или еще куда-нибудь. В кафе, может. С Зоей Лягушенко, моей подругой, зашли за Юрой. Он веселый такой был, стал нас чаем угощать, поздравлять — 8 Марта мы не виделись, работал он в тот день, дежурил. Вот и наверстывал. Торт был у него приготовлен, у Юры. Все хорошо было. Посидели мы, только убрали со стола, приходят эти… Спросили Аркадия, да не просто спросили, а так, словно Юра им должен был: "Аркадий дома?” или "Где Аркан?" — что-то в этом роде. И кличкой собачьей называют человека. Юра ответил — откуда он знал, где его квартирант? Они без всякого разрешения расселись на кухне, водку достали.

Мы с Зоей в комнату ушли, Юра, конечно, в растерянности. Подождите, говорит, девочки. Как уйти из дома? Не оставлять же… этих… одних… Он еще сказал, мол, последнее вынесут.

Стали мы ждать. Зоя и я в комнате, а Юра то с нами, то туда убежит, в кухню.

Через какое-то время слышим шум, скандал, и Юра вбегает — красный, злой. За ним вот этот — Реутов Павел, как я на следствии узнала. И грубо, как, я даже повторить здесь этого не могу, зовет: "Идите, нальем”. Мы, конечно, возмутились. А Юра так на него и пошел, выталкивает из комнаты, но Павел сильнее, видите сами их комплекцию: Юрину и этого… Смеется, отпихивает Юру, как мячик…

Марина помолчала, вздохнула:

— Унизительно… Перед девушками… Унизительно…. Потом оба в кухню ушли, опять шум был там, и Юра снова вбежал к нам. Говорит: "Ты, Марина, меня подожди, а Зоя, пойдем отсюда, они на тебя зарятся!" Пошли они через прихожую, и Юра еще мне крикнул: "Я быстро”.

Когда я одна осталась, то испугалась, признаюсь честно. И они заходят. Оба. Пьяные, красные, возбужденные… Противно.

Марина сморщила носик.

— Напрасно не скажу, ничего плохого они мне не сделали. Кривлялись только. "Мадам Сумина, просим к нашему скромному столу". "Мадам Сумина”, — это они меня так назвали. "Мадам Сумина!". Еще что-то говорили такое… Двусмысленное. Я сейчас и не вспомню точно. Отвернулась я, отошла к окну и только сказала им: или оставьте меня, или перед другом ответите. Я Юру имела в виду, но, наверное, они другое подумали. Вот этот, Павел, сказал: "Ладно, пошли, а то правда Аркан запсихует”.

И они ушли. А мне так больно стало. Что же это такое, думаю? Не за себя, за Юру больно. Обложили какие-то подонки, а он беспомощен перед ними, совсем беспомощен. Ну… заплакала от обиды, и Юра заходит, кинулся ко мне: "Что? что?” — кричит. Представляете его состояние? Мне бы успокоить его, а я ругать принялась… — и Марина заплакала. Мне хорошо было видно, как она, пытаясь удержать слезы, расширила глаза, подняла их, неморгающие, и принялась разглядывать потолок. Но слезинки не удержались, посыпались одна за другой и покатились по щекам, не задерживаясь на гладком девичьем личике.

Я отвела глаза. И тут же увидела, что прокурор уже снял с руки часы, положил перед собой и выразительно поглядывает на них.

Ну да, конечно, стрелка перебежала цифру 7 и двигалась дальше, совершенно безучастная к происходящему. Скоро подъедет Антон с моим семейством и все будут нетерпеливо ждать меня. Но как можно прервать рассказ Марины?

Да никак нельзя. Первые живые слова о трагедии мы слышали от Марины. Недаром притих зал и не выходят даже те посторонние, что сидят поближе к двери.

— Продолжайте, пожалуйста, Морозова, — прошу я.

— Собственно, я почти все рассказала. Юра пошел за Зоей, она у соседей была. И буквально через пару минут — какой-то шум в ограде, крик, треск… Когда я вышла, все уже произошло… Я видела это как в тумане. Лежал тот парень… который умер… Шишков… кровь красная-красная… Словно чернила… Лицо запрокинуто… У калитки этот… Павел, кажется, на коленях стоял… Крови не видела я у него. Калитка открыта настежь, Юры нет. Я закричала и бегом по улице, не помню куда и зачем, просто от страха ничего не соображала. Догнала меня Зоя, мы остановились… Трясемся обе, не знаем что делать. Я спрашиваю, где Юра, что там случилось? Она мне: это Юра их, они на него набросились и он их… и убежал куда-то. Что делать? Вернулись мы к дому Переваловых. Дядя Иван у калитки стоит, бледный. Ах, говорит, что Юрка наделал, что натворил!

Дядя Иван "Скорую” вызвал, милицию. Мы все у его дома стояли. Парней увезли, а к нам офицер подошел, милицейский. Объяснение взял, дом опечатали Юрин… кошмар, ах, кошмар какой, вспомнить страшно!

— Вот и все, что я знаю, — сказала Марина, голос ее дрогнул. В третий раз появилась на свидетельской трибуне ее аккуратная сумочка. Свидетельница вынула белый платочек, стерла с лица следы слез и вопросительно посмотрела на меня.