Тайна двух чемоданов

До отъезда из Москвы оставалось около месяца. Надо было срочно что-то решать, и наставления военного атташе по обыкновению стали на редкость прямолинейны. «Все-таки, его долгая служба в войсках не прошла бесследно, – с неожиданным злорадством и ненавистью подумал Курихара, – прямолинейная армейская дубина, ни черта не понимающая в тонком искусстве разведки. Только и горазд мечом махать. Общение с женщиной, тем более с женщиной европейской, – штука посложнее фехтования. Это даже не с гейшей в чайном домике сидеть и пытаться напоить ее, подливая в рюмочку саке. Здесь надо думать, а самое главное, здесь надо играть! Необходимо уметь менять маски, и маски не грубые, для театра Но – из столетия в столетие одна и та же застывшая дурацкая улыбка или изображение “утонченной красоты” – женщина с чернеными зубами. Нет, эти маски хороши для Японии, где каждый понимает, что ты хотел сказать, даже если не сказал, а только подумал. Здесь, за границей, в европейской вражеской стране все иначе и все всерьез. Здесь дурацкими черными зубами можно только испугать, а никак не влезть в доверие (да и дома-то, по правде говоря, старыми методами много не навоюешь!). Здесь, если хочешь, чтобы тебя поняли именно так, как тебе это надо, нужно самому научиться понимать противника. Это непросто. А если твой противник – иностранные женщины, то это если и не подвиг в полной мере, то все же что-то героическое. Надо научиться им нравиться и делать это не ради сиюминутного глупого удовлетворения плоти, а для того, чтобы действовать как настоящий воин, разведчик, ниндзя. Рубить мечом – эка невидаль! Попробуйте-ка, господин Накаяма, казаться немного глупым, в меру наивным, молоденьким и трогательным, научитесь переживать свое состояние так, чтобы румянец на щеках выступал – вот мастерство, вот работа настоящего мастера шпионажа! Влюбите-ка в себя иностранную женщину, зная, что она профессиональная шпионка, осознавая, что и она в это же самое время пытается сделать ровно то же самое, но не покажите виду, что вы это знаете. Иначе – всё, конец игре, название которой – разведка. Вы можете так, подполковник Накаяма? А я могу. И особенно радует то, что вы даже не догадываетесь, что я это могу. Значит, я играю хорошо. Пусть этого и не может пока никто оценить. Ничего. Ничего, что, если сейчас удастся реализовать придуманную им комбинацию, Накаяма станет полковником. Настоящим героем все равно будет он – Курихара Кимитака, которого пока лишь по недомыслию эти армейские дуболомы считают изнеженным ребенком, не способным к настоящим подвигам во славу императора. Банзай!»

Курихара довел себя этим коротким внутренним монологом до нужного градуса экстаза и, когда Любовь Вагнер обернулась к нему, был полностью готов к решительному разговору.

– Я слушаю вас очень внимательно, Любовь-сан.

– Нет, Курихара-сан, это я вас очень внимательно слушаю! – Оказывается, мать тоже подготовилась к разговору о судьбе дочери и была настроена весьма серьезно, если не сказать агрессивно. – Я слушаю вас, Курихара-сан, – повторила она четко и раздельно. – Мне очень хочется услышать от вас объяснения всему происходящему, и такие объяснения, чтобы они меня удовлетворили.

– Как же я могу удовлетворять вас, дорогая Любовь-сан? И что именно я должен объяснять?

– А всё! Всё! Всё мне объясните, Курихара-сан! Пожалуйста! Сверток этот объясните, ирисы в конце лета, приглашения на дачу, бесконечные букеты, подарки, приглашения в кино и театр! Вы же открыто ухаживаете за моей дочерью! Вы вот это, как вы вот это объясните?!

– Не надо кричать, дорогая Люба-сан, не надо. На нас и так смотрят, а я очень устал от того, что на меня в вашей стране везде и все смотрят. Успокойтесь. Я все объясню. Тем более, это не сложно. Надо лишь все это раз… разкласть по полкам.

– Разложить, – всхлипнула разгневанная и раскрасневшаяся Любовь.

– Да? Невыносимый язык. Но хорошо, пусть будет расположить по полкам. Итак, самое первое это то, что самое простое. – Курихара остановился и пристально посмотрел на женщину. От его былой застенчивости, граничившей с растерянностью, не осталось и следа. Перед Любовью Вагнер стоял мужчина азиатской наружности, не самого крепкого телосложения, но жилистый, с лицом слегка пергаментного оттенка и узкими, колючими и опасными, как осколки разбившегося стекла, глазами. При взгляде на него, на этого нового Курихару, от былого наступательного порыва русской учительницы не осталось и следа. Ей снова стало очень страшно. Так же страшно, как было чуть больше часа назад, когда очень похожий на этого азиат позвонил условное количество раз в звонок их бывшей квартиры, где теперь у матери и дочери осталась одна комната.