– Это очень редко встречается. Разве что в богатых домах. Иностранцы раньше строили для себя дома с каминами, и японцам – так называемым новым японцам – это нравилось. Существовала когда-то мода на дома с каминами. Но обычные люди к этому так и не привыкли. Поэт Сики Масаока был обычным человеком. Он не привык. И умер, глядя на падающий снег в дырочку в бумажных сёдзи.
Любовь Вагнер отвернулась к окну:
– Очень грустно. Грустная история. Хотя… Мы все тут сейчас подглядываем в дырочку в… сёдзи, любуемся снегом и ждем, когда все это закончится. Хоть каким-то образом. Кстати, я все хотела спросить, но как-то… не решалась, откуда вы всё это знаете?
– Что именно?
– Японский язык, про Японию всё. Скажите, Арсений Тимофеевич, вы – японец?
– Видите ли, Любовь Петровна… Я очень не люблю этот вопрос, потому что мне на него довольно часто приходится отвечать. Но вам я отвечу: нет, я не японец. Я кореец. Русский кореец из Владивостока. А по поводу того, откуда я все это знаю, скажу так: я этому специально учился. Это правда.
– Значит, вы «наш японец», «красный японец». – И Люба несколько истерически расхохоталась.
Марейкис недовольно дернул уголком рта, но ничего не сказал. Пройдя в центр комнаты, он сел на стул лицом к спинке.
– А где сейчас ваша дочь?
– Марта? А зачем она вам?
– Любовь Петровна, не задавайте глупых вопросов. Оставьте эту прерогативу товарищу Заманилову. Он ведь с вами по-прежнему активно контактирует?
Вагнер дернулась как от удара, отошла от окна. Нашла на полке спички и сигареты. Вставила пахитоску в мундштук, нервно прикурила.
– Контактирует. И что?
– Любовь Петровна, если не ошибаюсь, двенадцать лет назад вас должны были научить: вопросы задаем мы. Где бы вы не находились, где бы мы не находились, на любой территории – мы спрашиваем, вы отвечаете. Запомните это еще раз. Прошу вас. Пока прошу.
– Как же вы мне надоели… Как я вас ненавижу!
– Гражданка Вагнер, это ваше право – ненавидеть кого угодно. Я знаю, откуда в вас это чувство. Но, раз уж у нас сегодня урок повторения, я повторю. Ваш муж был контрреволюционером. Погиб в борьбе с советской властью, которую я для вас здесь и сейчас представляю.
– Вы убили его!
– Да, мы убили его. Потому что он был враг. Мы на войне. Причем, Любовь Петровна, обратите внимание: не «мы были на войне», а «мы на войне» – в настоящем времени. – Чен встал, снял пальто, повесил на вешалку. Достал из кармана спички, футляр с трубкой, набил ее табаком, не торопясь закурил. Вагнер, стиснув зубы, не сводила глаз с чекиста. Ее пальцы все сильнее теребили несчастную старую штору.
– Мы и сейчас на войне, – продолжил Марейкис, – всегда на войне, понимаете? Вы спрашивали про Японию, так вот я вам расскажу. В этой стране, в Японии, есть такая профессия – синоби.
– Синоби?
– Да, синоби. Это странные и страшные люди. Их принято бояться и ненавидеть. Раньше, если синоби попадали в плен, их ожидала ужасная и мучительная смерть. Например, одного знаменитого синоби медленно сварили в огромном котле.
– Боже….
– Да, ужас, мрачное Средневековье, но! Если бы этими двумя чувствами – страхом и ненавистью – исчерпывалась бы гамма человеческого отношения к ним, они бы давно перестали существовать как вид. Дело в том, что синоби не просто очень нужны всем, и в том числе тем, кто их так сильно не любит. Они совершенно необходимы любому развитому современному обществу. Без них ни одно нормальное государство существовать не может.
– Что же это за профессия? Мясники? Тюремщики? Дворники? – время от времени затягиваясь пахитоской, Любовь Вагнер постепенно пришла в себя и сейчас не просто следила за своим визави, но и внимательно слушала его. Кремовая штора наконец-то обрела покой.
– Это разведчики, Любовь Петровна. Разведчики. Ну, и контрразведчики, конечно, тоже – это тонкие дефиниции, в уточнении которых вам сейчас нет проку. Я хочу, чтобы вы поняли другое. Вы остались жить в этом государстве, но не приняли новую власть. Вы начали войну против него. Пусть не вы лично, а ваш муж. Я охотно верю, что он был чудесным человеком, любящим мужем, прекрасным отцом для вашей дочери и замечательным военным профессионалом. Но он вышел против нас с оружием в руках и был убит.
– Пусть так, – глухо обронила Любовь Петровна, – пусть так. Но за что вы мучаете меня и мою дочь? Мы тут при чем?
– В Японии отношение к синоби отличается от отношения жителей любой другой страны к своим разведчикам. Несмотря на то что многие не любят синоби и практически все боятся, в целом японцы считают эту профессию довольно престижной или, во всяком случае, уважаемой. Знаете почему?
Вагнер глубоко затянулась и сощурила свои прекрасные зеленые глаза.