Тайна двух чемоданов

Чен дважды подпрыгнул на месте, стараясь посильнее ударять пятками в асфальт. Боль на мгновенье отпустила, и этого было достаточно. Через секунду он стремительной тенью скользнул вверх, за черным бушлатом. Погоня была короткой: в доме оказалось всего пять этажей. Пробегая мимо третьего, Марейкис успел краем глаза заметить табуреточку у окна и жестяную банку из-под кильки, полную окурков, и даже подумать: «Интересно, как он соседям объяснял свое дежурство здесь? А может, их нет тут, соседей?» Додумать, доразгадывать не успел. Грохнул короткий выстрел («Укороченный наган, редкое оружие, сотрудник НКВД», – автоматически дедуктировал Марейкис), и над головой со звоном и пылью разлетелась плитка. Чен споткнулся и упал на лестницу. Снова загрохотали шаги наверх, но на этот раз Арсений был осторожнее. Приподнявшись на колене, вытащил из кармана пиджака браунинг, посмотрел вверх: «Клиент», уже подбегал к верхнему, пятому этажу. Если чердак открыт, может уйти. Рванувшись с места, побежал и взлетел на четвертый. Увидел, как черный бушлат рванулся к перилам, и обрадовался: значит, чердак закрыт. «Пока сообразит рвануться в двери квартир, я успею», – подумал Марейкис и, уловив движение руки шипящего субъекта, резко отпрянул в сторону. Две пули выколотили плитку на месте, где мгновение назад был Чен. Он сделал широкий качок корпусом вперед, как бы вбегая по лестнице вверх, и тут же кувыркнулся через плечо назад. Расчет оправдался: человек на пятом этаже запаниковал, бросился навстречу преследующему, и Марейкиса обдало гранитными крошками, выбитыми из лестницы ровно там, откуда он только что спрыгнул назад. «Четыре. Пять. Шесть. Семь. Всё», – сосчитал он заряды из нагана в уме и спокойно, но споро, чтобы тот не успел перезарядиться, взбежал вверх.

Человечек в бушлате в ужасе смотрел на поднимающегося к нему чекиста. Чен вышел на площадку пятого этажа. Медленно убрал браунинг обратно в карман. Покачал головой влево-вправо, хрустнув позвонками, снова двинулся вперед. Стрелявший продолжал смотреть на него. В одной руке он держал удостоверение НКВД, другая по-прежнему сжимала бесполезное уже оружие.

– Нннне подходи, – сильно заикаясь произнес человек и вдруг, совершенно неожиданно, сильно размахнувшись, бросил в Чена свой револьвер. Арсений легко уклонился, и тут же человек в бушлате, изо всех сил толкнув его в стену, бросился было вниз, но не успел. Разворачиваясь вокруг своей оси, Чен захватил правую руку толкавшего и его плечо, закручивая вокруг себя. Если бы не лестница… Арсений не учел ступеньки, соскользнул правой ногой вниз и, чтобы удержаться, выпустил захват. Раскрученный и брошенный вперед по инерции перелетел через весь лестничный пролет и, пробив головой окно, ласточкой вылетел наружу, на улицу, где под окном стояла любимая голубями рябина. Удостоверение сотрудника НКВД упало на ступеньки.

Женщина у окна в доме напротив отвернулась и задернула кремовые шторы.

Глава 10. Ёлка

К зеленому особняку на Грузинской улице, симпатичному, хотя и немного похожему на деревянный паровоз с трубой и вагонами, съезжались дочиста вымытые и до блеска надраенные автомобили. На многих развевались гордые посольские флажки. Кто-то смотрел на них, гордясь укреплением позиций советской державы на мировой арене. Иные жители столицы косились на автомобили со странным, смешанным чувством зависти, страха, опустошения, ненависти и понимания, что так мимо проносится жизнь, которой они лишены навсегда. Всем мил не будешь, да те, кто сидел в отдраенных лимузинах и не пытались. Они думали-гадали о другом. В одном из подъездов этого замечательного дома уютно разместилось правление Всесоюзного общества культурной связи с заграницей, в просторечии именуемого ВОКСом. Некоторые москвичи, а пуще того москвички, проходя, одновременно и сторонились пассажиров, высаживавшихся из автомобилей, и выворачивали от любопытства шеи, разглядывая их. Внимания удостаивались и сухощавые брюнеты во фраках, и низенькие бодрые седые старички в смокингах (бывшие когда-то сухощавыми брюнетами), разного роста и возраста военные, все сплошь в блистательных мундирах, многие с эполетами и аксельбантами, и, конечно, дамы.