– Вот. – Клэр вытащила привязанный к внутренней части платья мешочек с драгоценностями и протянула его угрюмому Степану Аркадьевичу. – Я не могу в точности оценить их, но, полагаю, здесь хватит на всё необходимое.
Он, прищурившись и без интереса, заглянул внутрь и почти сразу округлил глаза от удивления.
– Какие камни! Эх… неправильная ты барышня, Клэр. Такую красоту пускать на гусарский мундир, досадно.
– Этот мундир будет мне намного полезнее, чем эти безделушки. – Клэр ободрилась и нашла в себе остатки сил, чтобы подняться с кровати и расспросить у него поподробнее о полке. Она помнила, что Мишель был гусаром, и ей закралась в голову мысль, что, быть может, он с ним знаком.
– Как называется ваш полк?
– Лейб-гвардии Его Величества, – с гордостью поднял он голову. – Сейчас много полков, двенадцать, если память меня не подводит, но наш был основан одним из первых.
Степан Аркадьевич встал с кровати и снова взволнованно зашагал по небольшой комнатке, минуя потемневший от времени комод и стоящую на виду ночную вазу.
– А как, позволь узнать, ты планируешь прятать свою… – он указал на грудь и всё то, что делало её женщиной.
– С этим не будет проблем. Поверьте, это куда лучше, чем корсеты, – она издала печальный смешок, чем вызвала строгий взгляд Степана Аркадьевича.
– А коль узнают? Что тогда?
– Я сделаю всё, чтобы не узнали, но понадобится ваша помощь.
– Хорошо, – сказал он так, словно у него не было другого выбора, – но знай, что Бог меня точно за это покарает, помяни моё слово! Пойду, упрошу, чтобы нашли добротного портного. Мундир шить – задача не из лёгких, но, полагаю, если прибавим пару рублей сверху, то поторопятся и сошьют за пару деньков. – Он направился к двери и уже у самого выхода сказал: – Я тебе там всё для умывания принёс. Зеркала не нашлось, зато для расчёсывания всё на месте.
– Спасибо, – ласково ответила она, тронутая заботой Степана Аркадьевича.
Дождавшись, когда он наглухо закроет за собой дверь, Клэр тихо встала с кровати, словно боясь кого-то потревожить. Её болезненное тело за пару шагов преодолело расстояние от кровати до небольшого столика, на котором стоял маленький поржавевший таз, кувшин с водой, серая хлопковая салфетка и льняной свёрток. Вода щипала её сонные глаза и постоянно текла мимо прямиком на пол. В конце умывания под ней оказалась небольшая лужа, которую она небрежно растёрла ногой.
Без зеркала Клэр не видела, что происходит с её волосами, но по спутанным и немного грязным прядям можно было сделать соответствующий вывод. Она развернула льняной мешочек и обнаружила деревянный гребень и маленькие ножницы.
– Мужчина не может ходить с такими волосами, верно? – спросила она себя, уверенно схватившись за ножницы.
Она попрощалась с собой прежней. Со своей красотой. Рыжие пряди стали безжалостно падать на влажный пол. Клэр состригала их, не задумываясь, пытаясь самой для себя казаться храброй и жёсткой, способной на всё, даже расстаться с женской красотой. С каждым состриженным локоном она чувствовала внутри прилив сил. Казалось, что под маской мужчины она теперь неуязвима.
Степан Аркадьевич, внезапно зашедший в комнату, увидел перед собой худую и бледную девушку; рыжего воробушка с криво остриженными короткими волосами. Лишь немного наивный блеск в глазах мог выдать в ней женские черты. Он грустно поджал губу, но всё же одобрил этот поступок.
– Давай-ка лучше я, – сказал он и протянул жилистую руку, требуя ножницы.
Запрокинув голову, Клэр стала его разглядывать. У Степана Аркадьевича было вытянутое смуглое лицо с высокими скулами и немного кривым носом. Каштановые волосы с редкой сединой небрежными прядями переходили в мягкие и короткие бакенбарды, напоминающие перистые облака. Бархатные карие глаза всё время щурились, прячась за густыми ресницами. Под нижними веками были мешки, добавлявшие ему лишние пару лет, а на левой щеке можно было рассмотреть маленький белый шрам.
– Ещё раз спасибо вам. Не знаю, что бы со мной сталось, если бы не вы. Ваш риск делает меня вечной должницей.
– Ничего ты мне, голуба, не должна, – сказал он так, словно огорчился от её слов. – Возможно, если бы не женская, сердечная доброта, проявленная там, у Петропавловской крепости, я примирился бы со своей совестью и смог со спокойной душой ответить отказом.
– У вас есть кто-то, семья?
– Моя семья – это мой штаб. Когда-то, очень давно, у меня была жена и небольшой дом в придачу, однако она умерла в родах, и ребёнок вместе с ней. Брат у меня младший остался. Сейчас, кажись, в уланах служит. Так же, как и я, таскается из полка в полк, из штаба в штаб. После смерти супруги моей он влез в долги. Я продал родовой дом, оплатил всё и с тех пор веду жизнь кочевую, военную. И ничего за душой моей нету, кроме сабли, коня да верных друзей.