Тайна Эдвина Друда

– Ну что ж, – устало, но не без юмора вздохнул Невил, – остается радоваться, что, при жестокой экономии, я могу все-таки жить и дожидаться того времени, когда я стану ученым и буду признан невиновным. А не то на мне, пожалуй, оправдалась бы пословица: пока трава вырастет, кобыла издохнет.

Он раскрыл одну из книг, лежавших на столе, переложенную закладками и испещренную отметками на полях, и погрузился в разбор трудных мест, а мистер Криспаркл сидел рядом, объясняя, исправляя ошибки и подавая советы. Служебные обязанности младшего каноника не часто позволяли ему покидать Клойстергэм – иногда он по две и по три недели не мог вырваться в Лондон, – но и эти редкие посещения были столь же полезны, сколь драгоценны для Невила.

Покончив с текстами, которые Невил успел подготовить, оба подошли к окну и, опершись на подоконник, стали смотреть вниз, в маленький сад у дома.

– На будущей неделе, – сказал мистер Криспаркл, – кончится ваше одиночество. С вами будет преданный друг.

– А все-таки, – возразил Невил, – это совсем не место для моей сестры.

– Я этого не думаю, – сказал младший каноник. – Здесь у нее будет дело; здесь нужна ее женская сердечность, ее здравый смысл и мужество.

– Я хотел сказать, – пояснил Невил, – что обстановка здесь уж очень простая и грубая, и у сестры не будет ни подруг, ни подходящего общества.

– А вы помните только, что здесь будете вы и что у нее будет задача – вывести вас на солнышко.

Оба помолчали, потом мистер Криспаркл снова заговорил:

– Когда мы с вами беседовали в первый раз, вы сказали, что сквозь все испытания, выпавшие на долю вам обоим, ваша сестра прошла нетронутой и что она настолько же выше вас, насколько соборная башня выше труб в Доме младшего каноника. Вы помните?

– Очень хорошо помню.

– Тогда я подумал, что это у вас так, преувеличение, вызванное вашей привязанностью к сестре. Что я теперь думаю, не важно. Но вот что я хочу сказать: в том, что касается гордости, ваша сестра именно сейчас должна служить для вас примером.

– Во всем, из чего слагается благородный характер, она всегда пример для меня.

– Не спорю; но сейчас возьмем только одну эту черту. Ваша сестра научилась властвовать над своей врожденной гордостью. Она не утрачивает этой власти даже тогда, когда терпит оскорбления за свое сочувствие к вам. Без сомнения, она тоже глубоко страдала на этих улицах, где страдали вы. Тень, падающая на вас, омрачает и ее жизнь. Но она победила свою гордость, не позволила ей стать надменностью или вызовом, и ее гордость переродилась в спокойствие, в незыблемую уверенность в вашей правоте и в конечном торжестве истины. И что же? – теперь она проходит по этим самым улицам, окруженная всеобщим уважением. Каждый день и каждый час после исчезновения Эдвина Друда она бестрепетно, лицом к лицу, встречала людскую злобу и тупость – ради вас! – как гордый человек, знающий свою цель. И так будет с ней до самого конца. Иная гордость, более хилая, пожалуй, сломилась бы, не выстояла, но не такая гордость, как у вашей сестры, – гордость, которая ничего не страшится и не делает человека своим рабом.

Бледная щека рядом со щекой младшего каноника порозовела от этого сравнения и заключенного в нем упрека.

– Я постараюсь во всем походить на нее, – сказал Невил.

– Да, постарайтесь, – решительно ответил мистер Криспаркл. – Будьте истинно мужественным, как она. Уже темнеет, – добавил он через минуту. – Вы проводите меня, когда станет совсем темно? И учтите, кстати, что мне, по моим делам, вовсе не нужно дожидаться темноты.

Невил ответил, что проводит его сейчас же. Но мистер Криспаркл сказал, что сперва должен из вежливости заглянуть к мистеру Грюджиусу, а потом он вернется, и, если Невил сойдет вниз и подождет минутку, они встретятся у подъезда.

Мистер Грюджиус сумерничал у открытого окна, сидя с ногами на диванчике в оконной нише; прямой как палка, по всегдашнему своему обыкновению, с вытянутыми под прямым углом ногами, он походил отчасти на колодку для сниманья сапог. На столике у его локтя виднелись графин и рюмка.

– Как поживаете, уважаемый сэр? – сказал мистер Грюджиус после многократных предложений гостю подкрепиться, которые тот отклонил с такой же любезностью, с какой они были сделаны. – И как поживает ваш питомец в квартире напротив, которую я имел удовольствие вам рекомендовать, зная, что она свободна и, вероятно, вам подойдет?

Мистер Криспаркл ответил в приличных случаю выражениях.

– Очень рад, что квартира нравится вашему питомцу, – сказал мистер Грюджиус, – потому что, видите ли, завелась у меня причуда – хочется, чтобы он всегда был у меня на глазах.

Так как мистеру Грюджиусу пришлось бы очень высоко поднять глаза для того, чтобы окно Невила попало в его поле зрения, эту фразу, очевидно, следовало понимать в переносном, а не в буквальном смысле.

– А в каком состоянии вы оставили мистера Джаспера, уважаемый сэр? – осведомился мистер Грюджиус.

Мистер Криспаркл ответил, что оставил его в добром здравии.

– А где вы оставили мистера Джаспера, уважаемый сэр?

Мистер Криспаркл оставил его в Клойстергэме.