Тайна Эмили

Его улыбка исчезла, и вновь возникла та самая печаль, что он постоянно носил в себе, которую Эмили уже ощутила ранее, когда бросила взгляд за его маску. Эта печаль мгновенно вспыхнула в её сознании определённой картиной, которую девочка-дух увидела в воспоминаниях Бальтазара. И она задумалась, не был ли тот чужой мужчина с улицы тем человеком, которого вампир держал на руках, когда тот умирал. Но она знала, что не имеет права спрашивать Бальтазара об этом.

– Люди теряют жизни, – медленно проговорила она. – Но сами не исчезают. Они остаются частью тех, кто вспоминает о них. А в твоём случае это означает бессмертие.

Бальтазар опять смотрел на огонь, на этот раз так, словно ему нужно было время, чтобы осмыслить её слова. Затем он поднял глаза, и улыбка скользнула по его лицу. Едва заметная, но её было достаточно, чтобы смахнуть печаль с лица девочки-духа.

– Какая судьба, – заметил он. – Post mortem – после смерти прямой дорогой в мою вечность. Не знаю, может ли это действительно быть утешением для человека.

– Возможно, не для каждого, – заметила Эмили и усмехнулась. – Однако мы ведь говорим не об обычном человеке, а о таком, который одним единственным взглядом победил старого воина-вампира и ловца мертвецов. Возьмём для сравнения меня – не думаю, что мне удастся таким же образом одолеть Асмарона. Даже если этого очень хотеть.

Бальтазар смотрел на неё, слегка наклонив голову. И, как всегда, у неё возникло чувство, будто его взгляд прожигает всё её тело, таким пронзительным он ей показался.

– Ты такая, какая есть, и этим победишь Асмарона. Этого более чем достаточно.

Эмили вдруг показалось, что он скажет сейчас что-то ещё – то, что уже слишком долго непроизнесённым лежит на кончике его языка. Но когда он уже открыл рот, искры вспыхнули вокруг неё. Огненные фонтаны каскадами выстреливали из символов, и языки пламени, которые только что были серебристыми, стали вдруг золотыми. Эмили не надо было даже смотреть на Бальтазара, чтобы понять: магический круг завершён.

– Мне ясно одно, – пробормотала она. – Если бы я всё ещё была человеком, то сегодня вечером неоднократно пережила бы сердечный приступ или инфаркт. Как минимум, трижды.

– Если бы ты ещё была человеком, то в первую очередь потеряла бы рассудок. А после первого инфаркта добрый Козимо получил бы право сразиться с другим свихнувшимся духом.

– Какая же я счастливая! – воскликнула Эмили. – Мне теперь позволено всеми силами души, что в моём распоряжении, всеми её способностями отдаться огню древнего колдовства. Или этот ритуал действует как-то иначе?

– Вовсе не так материалистично, как ты думаешь, – ответил Бальтазар. – Смотри в огонь и жди, что произойдёт.

Эмили глубоко вздохнула, прежде чем выполнить его требование. Сначала она видела только языки пламени, которые сдвигались один в другой. Затем из золы поднялись призрачные вуали. Они выглядели как горящие сгустки тумана, но Эмили начала различать в них картины. Она увидела дядю, застывшего у кухонного стола, сразу после смерти её отца, и тотчас следом – себя, укачивающей сестрёнку на руках, и ощутила, как горло перехвачено от рыданий. Затем возникло заснеженное шотландское высокогорье. Эмили вспомнила: там, в этом месте, она долго бежала, совершенно одна, после того как развеяла по ветру прах своего отца, сделав именно так, как он хотел. Вспышками молний возникали всё новые картины. Лиза, которая принесла самостоятельно испечённый кекс и при этом плакала. Упаковщики мебели, которые собирали вещи и при этом уронили фотографию отца, на которой он заразительно смеялся, и осколки стекла покрыли весь пол. Сама Эмили с колотящимся сердцем, когда проснулась после кошмара и поняла, что весь этот кошмар – правда. Софи, свернувшаяся на полу калачиком перед пустой кроватью отца, как она не позволяла ей утешать её. Эмили беспомощно покачала головой, когда услышала, как сестрёнка плачет там, в огне. И она нашла в себе силы отвернуться от этой картины, только когда Бальтазар положил руку ей на плечо.

Вампир спокойно посмотрел на девочку-духа. Было ощущение, что он держит её над бескрайней бездной.

– Твой враг – не боль, – тихо произнёс он. – И не печаль. Все твои чувства, все воспоминания делают тебя такой, какой ты теперь сидишь здесь, в огне. Они заставляют тебя страдать, но делают тебя сильнее. Каждая отдельная картина – это фрагмент мозаики, из которой складываешься вся ты, вся твоя сущность. И ты будешь ранена, только когда она разобьётся.