Тайна Эвелин

Под болтовню Эвелин они выехали из Лондона и покатили по трассе А12. Она рассказывала смешное из своего детства, он, слушая, хохотал, закатывал глаза, ужасался – всего понемногу.

– Ну и семейка у тебя! – простонал он. – Ходячий ужас.

– Доставалось всегда одной мне, – объяснила со смехом Эвелин. – Меня ловили и наказывали. Думаю, Джоан на меня ябедничала, но у меня нет доказательств. Когда мне попадало, она всегда выглядела страшно довольной собой.

– Вряд ли мне понравится Джоан, – предупредил он.

При приближении к городку болтовня Эвелин стихла, теперь она ограничивалась скупыми словами, указывая направление. Она не знала, какие чувства испытает, когда они доберутся до места: разнервничается, почувствует разочарование, злость? Но когда фургон затормозил перед домом, где она выросла и откуда сбежала, Эвелин с удивлением обнаружила, что преобладающее у нее чувство – грусть. Она, конечно, радовалась, что скоро станет мамой; если бы не это, она ни за что сюда не вернулась бы. Но, стоя на пороге своего бывшего дома, она знала, что это – символ завершения той жизни, к которой она раньше так стремилась.

– Хочешь, чтобы я зашел? – спросил ее Тед. – Если не надо, могу сразу развернуться и укатить.

– Вот еще! – отмахнулась Эвелин. – Ты так добр, привез меня в этакую даль. Накормить тебя обедом – наименьшее, что я могу для тебя сделать. Входи, вещи разберем потом.

У Эвелин сохранился ключ от входной двери – это же был и ее дом. Она вставила ключ в замок и повернула. Дверь открылась, и ее окатило волной знакомых запахов. Они остались прежними: мебельный лак, хлорка, дегтярное мыло – все это ассоциировалось с чистотой, но никак не с гостеприимным домом, скорее со строгим порядком и с суровым режимом. В прихожей было темно, потому что все двери были плотно закрыты – мера по борьбе с пылью, знакомая Эвелин со времен ее родителей. Ребенком ей хотелось все их распахнуть и свободно носиться туда-сюда, прыгать по подушкам, оставлять на полированной древесине следы своих пальчиков. Но то были, конечно, пустые мечты: за такое буйство последовало бы наказание. Однажды она опрокинула на каминную полку подсвечник, отчего откололся кусочек кафеля. За это ее на месяц заперли в комнате, выходить разрешали только для похода в школу и чтобы поесть. Ничего, у нее и у ее ребенка все будет иначе. Она не позволит Джоан поступать с ее ребенком так же, как поступали с ней самой.

Дом встретил их безмолвием, нигде не было признаков жизни. Ни звуков радио, ни собачьего лая, вообще ни малейшего шума. Сам воздух пах одиночеством.

– Она не знает, что ты сегодня приезжаешь? – удивился Тед. – Я думал, она будет тебя встречать.

– Здесь она, где же еще, – насупленно ответила Эвелин. – Она никогда ничего не забывает.

Из прихожей Эвелин прошла по темному коридору до кухни. Ее сестра Джоан сидела там на стуле у плиты с газетой в руках, открытой на странице с кроссвордом. При появлении Эвелин она не шелохнулась.

– Здравствуй, Джоан. Вот я и вернулась.

– Вижу, – прозвучало в ответ.

– А это мой друг Тед. Он любезно согласился привезти меня из Лондона с вещами.

– Добрый день, – подал голос Тед и протянул руку.

Джоан презрительно глянула на него и оставила протянутую руку висеть в воздухе.

– Это тот самый? – Джоан указала на Теда кивком головы, больше не удостаивая его взглядом.

– Нет, – ответила Эвелин, уже не справляясь с раздражением. – Я же сказала, друг.

– Занятная у тебя жизнь. В друзьях у тебя мужчины, – выдавила Джоан.

Глядя на Теда, Эвелин закатила глаза и горестно вздохнула: вот, мол, с чем мне теперь придется мириться!

– Нормальная жизнь, – буркнула она. – Хочу напоить его чаем. Хочешь чаю, Тед? Присядь.

Тед сел как можно дальше от Джоан и промямлил слова благодарности.

Отказываясь реагировать на грубость Джоан, Эвелин занялась чаем: нашла на полках заварной чайник, чашки с блюдцами, чай; все оставалось на тех же самых местах, что когда-то, до ее отъезда.

– Хороший у вас дом, – попробовал завести светский разговор Тед.

Джоан не ответила.

– Я тоже всегда хотел жить на берегу моря. Моя тетка жила в Маргите. В детстве я любил ее навещать.

Джоан упорно молчала, пришлось Эвелин прийти на помощь Теду.

– Ты мне этого не рассказывал, – прощебетала она. – Она по-прежнему там?

– Тетя скончалась. – Тед повесил голову и перекрестился, хотя был не больше католиком, чем она. – Храни Господь ее праведную душу. Ее квартиру передали Лиге защиты кошек. Кому такое понравится?

Он валял дурака. Эвелин, знакомая с его чувством юмора, знала, когда он шутит, а когда говорит серьезно. Он был готов отнестись к Джоан снисходительно и от души позабавиться. При других обстоятельствах Эвелин охотно подыграла бы ему, подбросила вопросы для его уморительных ответов, но ни к чему было злить Джоан еще до того, как она внесла в дом свои вещи.

Обернувшись с чайником в руках, она обнаружила, что Джоан, кривя губы, уставилась на ее живот.

– Пока что-то не видать, – сказала та презрительно. – Тем лучше. Один Бог знает, что скажут соседи, когда поймут, какой позор ты навлекла на этот дом.