На столике рядом с креслом лежали мобильный телефон и блокнот со вставленной в корешок ручкой. Она уже бросила вести дневник, не то что в былые времена. Бросила, когда поняла, что записывать стало нечего; другое дело – фиксировать дни. Если этого не делать, они сливались бы в сплошное марево, их было бы уже не различить.
Нынче была пятница, день доставки продуктов. Она научилась делать покупки по интернету. Эту науку ей преподал Николас, и она чувствовала себя в этом как рыба в воде, хотя некоторые детали казались ей надувательством. Иногда она устраивала игру: фантазировала, что устраивает большой прием, как когда-то в Лондоне, и набивала виртуальную корзину всем, что могло для этого понадобиться. Копченая лососина и блины, черная икра и всевозможные канапе, которые теперь можно было заказать готовыми. Шампанское – много-много бутылок. Поразительно, как быстро набегала умопомрачительная сумма. Принимать гостей стало разорительным делом.
Собрав все, чтобы так обильно накормить и напоить своих гостей, чтобы это на долгие месяцы стало темой разговоров, она начинала разбирать корзину, удаляя все предметы по одному, пока сумма не съежится до той, которую она привыкла тратить. В корзине оставалось совсем немного, потому что Эвелин вела очень простую жизнь.
А еще пятница была у нее банным днем. Встречать доставщика ей нравилось в как можно более приличном виде (сюда относился и запах). Продукты всегда привозили мужчины, ни разу в ее дверь не позвонила женщина-доставщик. Может быть, им нельзя этим заниматься? Эвелин уже давно жила в отрыве от внешнего мира, но понимала, что в данном случае ошибается. Немыслимо, чтобы сохранялись отдельные своды правил для женщин и для мужчин. Жизнь не стоит на месте.
Скорее всего, женщинам попросту не хочется этим заниматься, сделала вывод Эвелин. Невеселое занятие – весь день ворочать коробки и подчиняться другим женщинам, распоряжающимся, куда что ставить.
Требования самой Эвелин были совершенно ясны. Доставщик вынимал из ящиков полиэтиленовые пакеты и оставлял их на пороге, чтобы она сама занесла их в дом. Как-то раз навязчивый водитель, решив ей помочь, не обратил внимания на ее громкие возражения и прорвался в дом.
«Сюда, да?» – спросил он, минуя по пути на кухню завалы из газет.
Выражение его лица говорило о том, что он не одобряет ее образ жизни. Он морщил нос, качал головой.
«Вам нужна помощь, милая леди, – заключил он, оглядев свалку, бывшую когда-то кухней. – Вам есть кого позвать?»
Эвелин со всей решимостью дала понять, что ни в чем не нуждается, в том числе в помощи. Доставщик поцокал языком, опять покачал головой и хотел было возразить, но что-то в ее облике заставило его передумать.
«Что ж, вам виднее. Просто учтите, есть люди, готовые помочь, вам надо только попросить».
После его ухода Эвелин оглядела свое жилище, постаравшись увидеть его чужими глазами, но потом забыла про того доставщика. Принимая свои заказы, она уже не открывала внутреннюю дверь, чтобы избежать непрошеного вторжения.
Будь она честной с самой собой, то согласилась бы, что ей нужна помощь, чтобы привести дом хотя бы в относительный порядок. Ей самой частенько не хватало для этого сил, что в ее возрасте было понятно и простительно. Наступал новый день, нужен был прилив энергии, но он все не наступал. Вот так и воцарилось запустение. Бывало, она бралась за уборку, приготовив мешок для мусора, но быстро выяснялось, что одним мешком дело не обойдется, и у нее опускались руки.
Иногда к уборке пытался приступить Николас. Например, на прошлой неделе он явился к ней с картонными коробками.
«Позволь мне немного прибраться, тетя Эвелин», – сказал он, держа коробку угрожающе, как оружие. Она слышала, как он возится за дверью ее комнаты.
«Что ты там делаешь? – крикнула она. – Не трогай мои вещи, ты все перепутаешь, я потом ничего не найду!»
Он с насмешливой улыбкой просунул голову в дверь.
«Смейся, смейся, – сказала она. – Я точно знаю, где что лежит. Буду тебе очень благодарна, если ты ничего не будешь трогать».
Через несколько минут он пришел к ней и задрал руки кверху – мол, сдаюсь.
«Ладно, твоя взяла. Все равно у меня нет времени все это разбирать. На это ушел бы целый год. Но, тетя Эвелин, тебе пора кого-то пригласить, я серьезно. Тебе самой вредно жить в таком хаосе».
Эвелин смерила его самым суровым взглядом, на какой была способна, предназначенным для особенно несносных персон. Она научилась так смотреть на Джоан, когда еще коллекционировала гримасы в надежде найти им применение перед камерой. Виртуозности она так и не смогла достичь, но на Николаса действовала и эта подделка: от этого взгляда он всегда вжимал голову в плечи.
«Буду тебе признательна за невмешательство в мою жизнь! – хлестко проговорила она. – Я сама решаю, как мне жить, тебя это не касается».