Тайна Эвелин

Но при этом Пип не могла вообразить, чтобы та Эвелин, представление о которой она составила по дневнику, допустила подобную неосторожность. Эвелин из дневника ни за что не предоставила бы свое дитя самому себе, тем более там, где девочке могла грозить смертельная опасность; тем не менее, если верить газете, именно это и произошло. Если так, то Пип приходилось поневоле считать виноватой несчастную мать.

Вот только из ее дневника вытекало совершенно иное.

14 сентября, среда

Невероятно, но Джоан живет так, словно ничего не произошло. Сегодня утром, умываясь, она даже насвистывала. Насвистывала! Поразительная беззаботность, когда мое дитя лежит в холодной земле. Я наорала на нее, сказала, что ей следовало бы проявить толику уважения, что это она виновата. Если бы не она, Скарлетт осталась бы жива. Она ответила, что это неправда, потому что Скарлетт – мой ребенок. Почему виновата она, раз за С. отвечала я? Но виновата она, это знаю я, знает она. Не знаю, как именно, знаю только, что она утаила от меня правду.

Больше не могу находиться с ней в одной комнате. От одного ее вида у меня внутри все переворачивается. Готовя для себя, она помнит и обо мне, оставляет мне еду на тарелке в духовке, но после ее ухода из кухни я все выбрасываю. Не могу есть ее стряпню. Лучше с голоду околеть.

Было ясно, что Эвелин обвиняла Джоан, но Пип еще не понимала почему. Она искала ответ на страницах дневника и ничего не находила. Отношения между сестрами были натянутыми и до гибели Скарлетт, но после нее неприязнь переросла в ненависть, не ослабевавшую с течением времени. Пип подозревала, что причиной этого было безутешное горе Эвелин. Та перекладывала вину на сестру, чтобы было легче жить со своей болью. В этом мог быть смысл. Известно, что вина и отрицание – обязательные стадии скорби.

Но в гибели Скарлетт могло присутствовать еще что-то, пока еще недоступное взгляду. При всей трагичности детской смерти Пип была несколько озадачена, и именно из этой точки их с Эвелин несчастья начинали расходиться. Пип мучила вина за содеянное. Она была с ней днями и ночами, разрушив все, что она до того выстраивала. В мыслях Эвелин этих угрызений не было. Ее жизнь перечеркнуло горе, а не ее собственная вина.

Читая дневник, Пип все сильнее раздражалась из-за ограниченности описания, но при этом все сильнее чувствовала горе Эвелин, как будто погиб ее собственный ребенок. Разделяя ее боль, она обливалась слезами.

27 октября, четверг

Два месяца и десять дней. Дни бегут, а я застыла, вмерзла в неподвижность, как моя деточка. Просыпаясь утром, я знаю, что впереди еще один день без нее. Это никакая не жизнь. Я дышу, делаю необходимое, чтобы не умереть, но это не одно и то же. Так дальше нельзя. Если бы я могла, то мигом присоединилась бы к С. Но не могу, ведь самостоятельно лишить себя жизни значило бы проиграть, а это для меня неприемлемо. Вот я и тащусь, продираюсь, как могу, сквозь каждый новый день. Я сломлена и не подлежу ремонту. Не представляю себя в другом состоянии. Без моей ненаглядной Скарлетт в жизни не осталось цели.

Пип слышала, как ложатся спать ее родители. Дом затих, не считая капели из прохудившихся труб да уханья сов на ветвях ближних деревьев. Она читала, шмыгая носом, и добралась до ноября.

30 ноября, среда

Джоан мертва. Я рада. Мерзавка получила по заслугам.