Пип улыбнулась и подавила смешок. Ну и занятие – ломать голову о незнакомке! Безумие, граничащее с наваждением. После того как она нашла дневник, его содержание и сама Эвелин не выходили у нее из головы. Она знала, что это ненормально, но ее жизнь после трагедии утратила всякую связь с обыденностью. Назвать свою жизнь здоровой у нее тоже не поворачивался язык. Она знала, зачем зацикливается на дневнике: чтобы не думать о Доминике. Впрочем, всякий раз, вспоминая его поневоле, Пип мало-помалу расставалась с грустью. Чем дольше она жила дома, тем более чужой становилась для нее Роз. Она меркла в ее памяти, как лишаются аромата ее тезки-цветы, застоявшиеся в вазе. Доминик любил Роз, вернее, свое представление о ней; Пип терялась, что верно, что нет. Но когда Роз стала чахнуть, зачах и интерес Доминика к ней, а уж Пип и вовсе его не привлекала. Теперь она считала, что это о многом говорит. Не значит ли это, что все к лучшему? Возвратившись в Лондон, она будет чуть ли не ежедневно сталкиваться с Домиником на работе, но эта мысль нисколько ее не тревожила. Это тоже было не зря.
Впервые у нее зародилась новая мысль, сперва осторожная, как улитка, навострившая рожки из страха опасности: не начать ли ей подыскивать новую квартиру? Нельзя же всю оставшуюся жизнь жить здесь, в захолустье? Рано или поздно придется вернуться и возобновить работу, а значит, и найти жилье. Лучше перевезти вещи на новое место, чем сюда, на ферму. Ей казалось, что если увезти все нажитое в Суффолк, то больше она отсюда не выберется, будет думать, что потерпела неудачу; в городе найдутся люди с таким же мнением о ней. Новая квартира – способ всего этого избежать.
Но тут нахлынули непрошеные вспоминания о том, как она растянулась без чувств на полу в Большом зале суда высшей инстанции. Как готовить возвращение в Лондон, когда не знаешь, не настигнет ли ее опять паническая атака вроде той? От одной мысли об этом у нее отчаянно заколотилось сердце. Пип вцепилась в вешалку и стала медленно дышать, вспомнив науку о преодолении приступа. Потребовалось добрых десять минут, чтобы овладеть собой. За эти бесконечные минуты она совершенно обессилела, в душу опять заползло отчаяние. Дело идет на поправку, но понадобится невесть сколько времени, прежде чем можно будет уверенно сказать, что она исцелилась.
31
Каждый день Эвелин завтракала миской кукурузных хлопьев. Она даже их не любила, просто, когда впервые заглянула в онлайн-магазин, кукурузные хлопья оказались единственным, что пришло ей в голову. Оказавшись в ее корзине, они там и остались. Эвелин знала, что заказ нетрудно изменить, но не хватало энергии, даже чтобы подумать об этом. Гораздо проще было неделя за неделей заказывать одно и то же: хлеб, молоко, яблоки «гренни смит», консервированные сардины, сливочный сыр «Филадельфия», сливочные крекеры «Джейкобс» и кукурузные хлопья. Скучный, зато неопасный для жизни рацион. Каждую неделю она давала себе слово слегка обновить продуктовую корзину, но все оставалось по-прежнему.
Доев утреннюю миску хлопьев, Эвелин услышала стук в дверь и вздрогнула. Она никого не ждала. Николас обычно навещал ее по воскресеньям, еду доставили вчера. Больше никто никогда к ней не стучался.
Она убрала миску в раковину с грязной посудой, которую никак не решалась помыть, с мыслью, что ее беспокоят по какому-то мелкому поводу, не стоящему того, чтобы тащиться к двери. Кухня находилась в глубине дома, никто не мог знать, что она там. Она понесла к холодильнику картонный пакет молока.
Стук в дверь повторился, в этот раз он сопровождался другим звуком. Эвелин замерла и прислушалась. Это был женский голос.
– Мисс Маунткасл! Вы дома? Мне очень нужно с вами поговорить.
Эвелин зашаркала к двери. Снаружи звякнула крышка почтового ящика. Что за наглость! Кому понадобилось окликать ее через дверь? Что с уважением к чужой частной жизни? На этот счет, как она знала, еще сохранялись кое-какие правила.
Но одновременно в ней проснулось любопытство. Кому так приспичило с ней поговорить, чтобы улечься перед ее дверью на виду у прохожих, лишь бы привлечь ее внимание? Что за срочная важность?
Эвелин помимо воли приблизилась к двери. Человек за дверью постучал еще раз, громче прежнего. Снова открылся почтовый ящик. Эвелин увидела два глаза и, кажется, нос.
– Мисс Маунткасл! – повторил бестелесный голос. – Вы дома?
– Иду! – недовольно отозвалась Эвелин. – Потерпите же вы!
Ящик захлопнулся, стук прекратился. Подойдя к двери, Эвелин уже протянула руку, чтобы отодвинуть засов, но одумалась. Она не знала, кто ее домогается. Да, женщина обратилась к ней по фамилии, но узнать ее фамилию не составляет труда. Маунткаслы жили в этом доме более восьмидесяти лет. Достаточно было задать пару вопросов, чтобы выведать подробности и выдать себя за давнюю знакомую. Николас всегда предостерегал ее насчет мошенников. Откуда ей знать, вдруг за дверью мошенница? Эвелин отдернула руку от засова.
– Что вам надо? – крикнула она.
– Просто поговорить, – ответил голос.
– О чем? – спросила Эвелин с растущим недоверием.