Тайна Эвелин

Спустя пару дней, меняя оформление витрины в лавке, Пип увидела на улице поджарую фигуру Николаса Маунткасла. Она не виделась с Эвелин после их прогулки в прошлый выходной, но целеустремленная походка племянника говорила о том, что он идет к Пип и что цель визита связана с тетушкой.

Войдя в лавку и застав ее за попытками нарядить нагой манекен в ярко-желтый сарафан, он, похоже, забыл от смущения о своем намерении. Он застыл на месте и, глядя на Пип, не мог решить, как быть. Пип улыбнулась и жизнерадостно поздоровалась. Он не улыбнулся в ответ, и это не предвещало ничего хорошего. Вдруг он пришел ее отчитывать?

Войдя в лавку, Николас остался ждать ее у двери со сложенными на груди руками. Он явно пришел поговорить и собирался ее дождаться. Пришлось оставить пластмассовую женщину полуодетой и покинуть витрину.

– Полагаю, вы пришли ко мне? – обратилась она к нему, хотя этот вопрос был излишним.

– Именно так. – Какое серьезное лицо! – Нам с вами надо потолковать. Наедине, – добавил он, увидев Одри, направлявшуюся к ним.

– Конечно, – ответила Пип как можно любезнее. – Ничего, если я на минуточку отлучусь, Одри? Я быстро.

У Одри был такой вид, словно отлучка сотрудницы была неприемлемой, но в лавке, кроме них, никого не было, поэтому она поневоле кивнула.

Пип вышла за Николасом на улицу.

– Чем могу быть вам полезна? – осведомилась она.

– Дело в том, что… – Он так поджал губы, что едва цедил слова. – Я прошу вас оставить в покое мою тетю. Она ранимая старая леди и…

У Пип брови полезли на лоб. Он могла бы по-всякому описать Эвелин, но ранимой та никак не была.

– Не хватало, чтобы ее мучили такие, как вы! Я был бы вам чрезвычайно обязан, если бы вы перестали ее посещать.

Это звучало как речь персонажа Джейн Остин. Пип даже заподозрила, что он заготовил свою просьбу, а не говорил спонтанно.

– Вы пришли по просьбе Эвелин? – спросила Пип. Она считала это крайне маловероятным, особенно в свете их недавней беседы, но уточнить не мешало.

– Нет, не по просьбе, – сознался Николас. – Но на правах ее ближайшего родственника я обязан печься о ее интересах.

Пип стало любопытно.

– Почему вы считаете, что я действую вопреки ее интересам? – спросила она, пряча улыбку. – По-вашему, я что-то натворила?

Николас хмурился, его злило, что она не принимает его всерьез.

– Я просто считаю, что было бы лучше, если бы вы держались от нее подальше, – ворчливо ответил он.

Не вызывало сомнения, что ему не по себе, что он не каждый день предъявляет людям ультиматумы. Это было бы даже забавно, если бы Пип не насторожили его слова.

– Знаете, мистер Маунткасл, я считаю, что Эвелин сама решает, в чьем обществе ей проводить время, – твердо парировала она.

– Я иного мнения. – Он говорил все громче, на них уже оборачивались прохожие. – Знаю я таких, как вы. Стоит вам увидеть одинокую старушку, как вы спешите с ней подружиться, вдруг вам что-то перепадет.

«Вот оно что! – сообразила Пип. – Он принимает меня за авантюристку».

Подумать только! За многие десятилетия она первая обратила внимание на Эвелин, и ее тут же подозревают в корысти. Куда делся дух коллективизма? Особенно огорчителен был такой подход в маленьком городе, где еще не победило безразличие друг к другу. Она сама становилась такой же. То, что она раньше считала назойливостью, теперь становилось для нее здоровой заботой.

– О, я все поняла! – медленно проговорила она. – Вы боитесь, что я попытаюсь заставить Эвелин изменить завещание. – Это было так смехотворно, что она прыснула. – Боитесь, что она лишит вас наследства?

– Конечно нет! – выпалил Николас. – Дело совершенно не в этом. – Судя по его виду, Пип попала в точку. – Просто я забочусь о тетушке.

– Я вижу, – сказала Пип многозначительно. – То-то вы оставили ее жить в большом доме, позволяете тонуть в пыли и в кукурузных хлопьях. Выбрасываете без спросу ее вещи. Впервые за долгие годы кто-то проявил к ней интерес – и вы сразу пытаетесь этого человека отвадить. Трогательная забота, нечего сказать.

Пип знала, что говорит с ним излишне сурово, но она еще не до конца отвыкла от перекрестных допросов и радовалась случаю размяться. К тому же было приятно полюбоваться, как он извивается на крючке. Вернулось полузабытое восхитительное чувство: она добивалась от свидетеля именно того, чего хотела.

– Вы не имеете права… – начал он, но Пип решительным жестом заткнула ему рот.

– Послушайте, Николас, – заговорила она уже ласковее. – Я с вами совершенно честна: вам не о чем тревожиться. Я пришла к ней, чтобы отдать дневник. Мы разговорились, и оказалось, что у нас с ней больше общего, чем вы можете представить. Все очень просто. Мне не нужны деньги вашей тетушки, мне бы гораздо больше хотелось, чтобы она продолжала жить и беседовать со мной, уверяю вас. Здесь нет никакого макиавеллиевского замысла.

Сначала он не поверил, потом облегченно перевел дух. Когда он снова заговорил, его тон был уже гораздо мягче. Догадка Пип подтвердилась: перед разговором с ней он себя накрутил.

– Вы же меня понимаете… – промямлил Николас.

Пип кивнула и миролюбиво улыбнулась, он ответил ей тем же.