Тайна Эвелин

– Ты всегда знал, как польстить девушке, Джез. Как далеко в твоем списке я нахожусь? – Она ухмыльнулась, давая понять, что оценила его шутку, но он не стал улыбаться в ответ, а уставился на нее так, словно впервые увидел.

– Я серьезно, – сказал он, перестав дурачиться. – Ты всегда была особенной, Пип. Ты очень много для меня значишь. Так было всегда, с самого детства.

Его слова поразили ее в самое сердце. Кому не хочется услышать о своей исключительности? Она вдруг почувствовала себя предметом обожания, такого давненько не бывало. А ведь он прав, их тесная связь началась с того первого раза, когда он повлек ее, полную опаски, но и предвкушения того, что сейчас будет, к шаткой лестнице в старом сенном амбаре. Секс на сеновале – избитое клише, но воспоминания от этого не страдают. Для него тот раз не был, конечно, первым; им было по семнадцать лет, но Пип нравилась мысль, что память о том случае занимает особенное место в его сердце – как и в ее.

Почему бы нет, мелькнула у нее мысль. Что бы могло ее остановить? Можно уйти из паба и дойти до его домика, здесь совсем недалеко. Безопасно, просто. Пип истосковалась по заботе, по крепким объятиям, хотелось, чтобы ее отвлекли, заставили забыть последние месяцы, хотя бы на пару часиков.

Но Джез был пьян и убит горем. Меньше всего ему была нужна сейчас беспорядочная ночь с бывшей возлюбленной, которая сама на грани нервного срыва… Ну и пусть.

Пип уперлась ладонями в стол и заглянула в такие знакомые карие глаза.

– Ладно, – тихо сказала она, – пойдем.

45

Эвелин вышла на улицу.

Она тщательно нарядилась и отправилась в хозяйственный магазин, купить прочные пластиковые пакеты. Продавец заверил ее, что прочнее вот этих не бывает, не спросив, правда, зачем они ей. Эвелин так и подмывало брякнуть, что она разрубила на части труп и спешит от него избавиться. Когда-то, когда ей еще случалось веселиться, она любила подтрунивать над людьми. Провести их ничего не стоило, а она отлично вживалась в роль, соответствовавшую сюжету. Неплохо было бы пригласить ту, прежнюю, Эвелин Маунткасл к себе погостить.

Вернувшись домой, она села за стол и, положив на него тяжелый сверток с пакетами, приуныла. То, что с утра пораньше показалось блестящей идеей – навести порядок на кухне, чтобы ею опять можно было пользоваться, – теперь представлялось сродни покорению Эвереста в шлепанцах.

Она вздохнула, чувствуя, что потерпела поражение, даже не начав. Как она до такого дошла? Какое-то время после гибели Джоан она кое-как держалась, даже собиралась снова нанять выгнанную сестрой уборщицу. Та всегда ей нравилась, к тому же она остро нуждалась в собеседнице.

Но шли недели, месяцы, годы, а она ничего не предпринимала. Закономерный результат – хаос.

Она с тяжелым вздохом оторвала от мотка первый пакет и приступила к делу. Сперва, прежде чем отправить тот или иной предмет в зияющее жерло мешка, она тщательно его осматривала, но прошло десять минут – и она стала попросту сметать все в черную бездну. Вскоре ей понравилось это занятие, она проверяла вес каждого заполненного мешка, определяя его ценность. Набралось уже целых десять полных мешков, пол был засыпан тем, что она случайно смахивала мимо.

Что за чудесное чувство! Расправляясь с накопившимся мусором, она заодно освобождала голову и саму душу. Ей полегчало, казалось, она сбросила вес. После тщательной уборки можно будет затеять небольшой ремонт. Капитального ей не потянуть, но не грех было бы пройтись кое-где свежей краской, заменить ковер-другой.

И все это благодаря Пип. Молодая женщина, появившаяся в ее жизни, ненароком перевернула у нее внутри что-то такое, что сама Эвелин считала давно закрашенным, заскорузлым, неподвижным. Хотелось ответить добром на добро. Бедняжка в подвешенном состоянии: ни продолжить жить, ни вернуться назад. Она не представляла, чем конкретно могла бы помочь Пип, разве что беседой, подсказкой не прятать голову в песок. Если закупориться, то можно забыть про нормальную жизнь. Так недолго и с ума сойти, ей ли этого не знать, подумала Эвелин, окинув взглядом свою разворошенную кухню. Разве Пип не поступает так же со своей жизнью? Впервые за очень долгий срок заговорив о Скарлетт, Эвелин многое вспомнила. Раньше она опасалась оживлять эти воспоминания, боясь, что они раздробились на мелкие фрагменты, но нет, Скарлетт в ее памяти оставалась такой же живой, как раньше, ничуть не поблекшей.

А еще после разговора с Пип изменилось ее отношение к Джоан: раньше это была слепая ярость, но теперь ее сменило нечто менее разрушительное. Когда Пип осудила поведение Джоан, с души Эвелин свалилась весомая часть прежней неподъемной тяжести. Недаром говорят: общая проблема – половина проблемы. Теперь и Эвелин понимала, как ей разделить проблему Пип.

От стука в дверь дома она вздрогнула и прижала руку к груди, чтобы унять сердцебиение. Выходило, что у ее новообретенной свободы остаются изъяны, незваный гость вызывает у нее тревогу. Она решила не обращать внимания, дождаться, пока стоящий за дверью удалится. Она застыла, хотя знала, что ее не видно.