Тайна Эвелин

– Но… – хотела возразить Пип.

– Это было давным-давно, в другой жизни. Тогда танцевали под другую музыку. К чему ворошить прогоревшие угли?

– Он злоупотребил своим положением, вы забеременели от него и лишились работы, это было циничное надругательство.

– Я могла бы уйти, – пробормотала Эвелин. – В любой момент могла бы собрать вещи, только он меня и видел.

– Но вы не сделали этого, потому что жаждали того, чем он вас манил, как морковкой. Вы хотели роль.

– Да, хотела. Но кто сказал, что это был единственный способ ее получить? Это так и осталось неизвестно.

Пип все сильнее волновалась.

– Как же вы не видите, что…

– Нет! – решительно отрезала Эвелин. – Я вижу одно: та случайная встреча в отеле подарила мне самое чудесное, самое прекрасное, самое драгоценное, что было у меня в жизни. Важно только это.

Казалось, Пип приняла наконец ее точку зрения и стиснула зубы, чтобы перестать на нее давить.

– Хорошо, – тихо сказала она.

Эвелин была права, что бы ни говорила Пип. Прошлое лучше было не ворошить.

Но тем вечером, после того как Пип помогла ей наполнить мусором еще несколько мешков, а потом простилась и ушла, Эвелин зашла в интернет. Пип была права: сюжетам о надругательстве влиятельных мужчин над молодыми впечатлительными женщинами не было конца. Люди, о которых она никогда такого не подумала бы, шли под суд. Столпы общества, знакомые каждому просто потому, что не сходили с экранов в углу комнаты. Как же неправильно все было раньше устроено!

Возможно, с тем же уважением общество относилось и к Рори Макмиллану. Он был представительным мужчиной и при этом весельчаком. Она с удовольствием болтала с ним на новогодней вечеринке и была польщена, когда он соизволил обратить внимание на нее, а не на кого-то еще. Даже после всего, что случилось, она была против применения к нему тех слов, что слетели с уст Пип; она его не винила – ну, то есть не его одного.

Но как же все изменилось! Ей слабо верилось, что то, что женщины ее поколения принимали как факт жизни, теперь подвергалось поношению. Женщины совершили рывок вперед, стали черпать силу и отвагу друг у друга, вдохновлялись своей численностью. Ее удивляли мужчины, прячущие голову под крыло, мужчины, о которых она многое знала, но которых раньше осмеливалась обсуждать только с другими женщинами, да и то за закрытыми дверями. Невероятно!

Эвелин смотрела на экран компьютера, пока изображения не расплылись у нее перед глазами. Как она допустила такое забвение всего происходящего вокруг? В одной статье сообщалось, что всего за одни сутки около пяти миллионов человек признали себя жертвами харассмента. Женщины по всей планете жаловались на то же самое, что случилось с ней. Поразительно! Еще поразительнее, что все это происходило без ее ведома.

Слава богу, думала она, современные женщины защищены, общество не только в курсе их бед, но и набралось решимости больше этого не допускать. Эвелин не суждено было узнать, почему роль констебля криминальной полиции Карен Уокер тогда решили отдать ей: благодаря ее таланту или потому, что она раздвинула ноги перед Рори Макмилланом; но отрадно было уже то, что актрисам больше не нужно было проходить через то же самое. От этой мысли ее глаза наполнились слезами. Торжество справедливости сильно припозднилось, но лучше поздно, чем никогда.

Эвелин опять поднесла пальцы к клавишам клавиатуры. Поискать Рори Макмиллана, проверить, пишет ли о нем пресса? Она отказалась от этой мысли. Зачем? Все это в прошлом. Настало время глядеть в будущее.

46

Пип еще не отошла от откровений Эвелин, когда вернулась на ферму. Такая покорность судьбе казалась ей невероятной, но не вызывало сомнения, что Эвелин не винит того мужчину за все случившееся в его номере. Сказала же она, что не считает справедливым преследовать мужчин в наше время за то, что они делали в давние времена, когда господствовали другие стандарты. Но ведь злоупотребление собственной властью и силой остается злоупотреблением, фактор давности здесь не действует! Точка зрения Эвелин не укладывалась в голове у Пип.

Она читала множество историй актрис, исполнительниц, спортсменок, которые, вдохновленные смелостью немногих других, вышли из тени и поведали о своем темном прошлом. Относился ли хоть кто-то из них к этому так же, как Эвелин? Если да, то Пип неверно их поняла; возможно, она невнимательно слушала. Может быть, некоторые были снисходительны, делали скидку для поступков, которые Пип считала непростительными. Сама она могла понять такой ход мыслей, но если учеба на барристера научила ее чему-то, то это было понимание, что жизнь нельзя воспринимать только в черно-белых тонах.

При всем том Пип была уверена, что в данном случае она права.