Просматривая первую часть отснятого фильма, Ёнчжун все время чувствовал беспокойство. Вопреки ожиданиям, игра Хан Чури выглядела натянутой. Она говорила, что в Канаде ходила в драматическую школу и снималась несколько раз в короткометражных фильмах. На съемки в полнометражном коммерческом фильме ее пригласили впервые. Все опасались, а Банана особенно, что манера Чури неловко и беспокойно говорить, иногда с иностранной интонацией, не позволит легко воспринимать происходящее на экране. Один-два раза он руководил ее игрой, но затем отказался от этой затеи и вынужден был исправлять сценарий, значительно сокращая текст героини Чури. Взамен при съемке он часто использовал длинный план. Неловкие движения артистки и ее интонацию вставляли в туманных и необычных сценах, что соответствовало атмосфере фильма и совпадало с режиссерским замыслом. Молодому оператору, временами снимавшему слишком авангардные картины, такой метод работы с камерой пришелся по душе.
Проблема возникла с тем, чтобы уравновесить игру партнера Чури. Исполнитель мужской роли снимался в телевизионных фильмах, и, в отличие от нее, играл очень естественно, уделяя внимание деталям. Каждый раз, когда они снимались вместе в одной сцене, приходилось с трудом регулировать освещение и устанавливать угол съемки, работая со светом и тенью двух актеров. Партнеру Чури часто было неудобно, он говорил, что не может приспособиться к ее игре, поэтому и сам выглядит неестественно. Ёнчжун особо не церемонился с людьми, выходившими на съемочную площадку. Он очень не любил тех из режиссерской братии, кто считал своим моральным долгом вдохновлять актеров, и, появляясь на съемочной площадке, устраивал суматоху, бросался шутками при каждом удобном случае, расстраивая общую атмосферу. Когда рекламщики приводили журналистов, желающих взять интервью, он откровенно злился, что во время короткого перерыва актерам не дают отдохнуть. Но больше всего Ёнчжуна беспокоило, что он не может контролировать свои чувства к Чури, то усиливающиеся, то ослабевающие.
Вода была в меру горячей. Он залез в ванну, опустил голову глубоко в воду, затем поднял ее вверх и обхватил лицо двумя руками. Несколько минут он так и сидел, пока вода медленно стекала с волос на лоб и шею. Вода в ванне, всколыхнувшись, размеренно покачивалась. Покачивание воды ощущалось всем телом. Это движение было и тихим и изящным, как теплое и нежное женское тело.
В доме старшего дяди никого не было. Когда Мёнсон сказала, что идет искать свою маму, Ёнчжун пошел вслед за ней в том, в чем вернулся из школы, и с портфелем в руке. Они прошли по многим пыльным дорогам и несколько раз садились то на один, то на другой пригородный автобус. В каких-то автобусах они ехали бесплатно, в каких-то пришлось получить пощечину от водителей. Под вечер на базарной площади от женщины, сворачивающей свой товар, им достался оставшийся непроданным рис с супом. Мёнсон помнила только название деревни, где живет мама, а еще то, что это место — родина немой кухарки, но где точно находится эта деревня, не знала. Они спрашивали у многих людей, и каждый раз им отвечали по-другому.
Следующий день не отличался от первого, но дорога была еще тяжелей. К вечеру на ногах появились мозоли, Ёнчжун и Мёнсон от усталости не могли больше идти. Взявшись за руки, они молча плелись по сумеречной проселочной дороге. Темнеть стало рано, из-за этого, должно быть, воздух казался очень холодным. Даже вечерний лунный свет был холодным. Увидев одинокий крестьянский двор, Мёнсон и Ёнчжун незаметно пробрались в сарай. На твердом красноватом земляном полу сушился красный перец, через прогнивший край доски, лежащей поперек крыши, виднелись звезды, а в задней части сарая, отгороженной несколькими вбитыми досками, на соломе сидела корова. В нос били разные запахи. Свет туда почти не проникал. Мёнсон и Ёнчжун развязали стоявший в углу сноп соломы, расстелили на полу и легли. Все тело пронизывал холод, поэтому надо было сильно сжаться и собрать тепло. Руки Мёнсон приблизились к Ёнчжуну и тихо притянули его к себе. В тот момент, когда лицо Ёнчжуна уткнулось в мягкую и упругую грудь девушки, их ноги переплелись. Почувствовался запах соломы. Нежное, но прерывистое дыхание Мёнсон коснулось уха Ёнчжуна и тихо остановилось на его губах. Ёнчжун закрыл глаза. Лица у них были мокрыми.