Тайна испанского манускрипта

– Для нас, французов, кулинария – это особый вид искусства! А это искусство, господа, которое не подвластно каждому. Для нас повара сродни подлинным художникам и поэтам. Своего повара я привёз из Франции. Сам губернатор просит меня одолжить его, когда прибывают важные гости. Катрин – его крестница.

– Чья крестница? Повара? – изумлённо переспросил доктор Легг.

Капитан Перэ захохотал.

– Губернатора, мой друг! Конечно же, губернатора! – пояснил он, с удовольствием отсмеявшись, и добавил: – Налейте себе ещё вина! У меня по-простому.

– О, налью с удовольствием! У вас замечательные вина, – сказал доктор и налил себе и мистеру Трелони.

– Дэниэл! – кричал хозяин уже через стол. – Вы ничего не едите! Пить вам не позволяет доктор, но вы хоть ешьте! Ешьте, вы должны поправляться!

И он попросил дочь уже по-французски:

– Катрин, ухаживай за нашим гостем!

Катрин повернулась к капитану. Тот посмотрел на неё, – они сидели напротив друг друга, – и ахнула: глаза у английского капитана были такие нежные и голубые, что этому цвету нельзя было подобрать названия. Небо, море, незабудки – всё это было не то, всё это было тускло, всё меркло перед яркой голубизной этих непостижимых глаз. Её взяла оторопь, она потупилась и сжала руки, лежащие на коленях. Потом опять глянула – и больше уже не смогла отвезти от капитана взгляда.

А Франсуа Перэ, налив себе вина, провозгласил, обращаясь к капитану:

– За ваше выздоровление!

С чувством осушив бокал, он продолжил:

– Уже в конце ХIV века во Франции была издана первая кулинарная книга…

Неожиданно прервавшись, капитан Перэ вскричал:

– Ах, возьмите же эту рыбу, Джордж! К чёрту церемонии! В трюм её, в трюм!

И, потянувшись, хозяин мощной рукой положил мистеру Трелони такой же мощный кусок. Тот крякнул и принялся за рыбу с удовольствием: аппетит капитана Перэ был удивительно заразителен.

Тот пил и ел, не переставая, и, так же, не переставая, говорил:

– В моем любимом родном Провансе, также как в Лангедоке, Гаскони кухня резко отличается остротой пищи. Своя кухня и на севере, в Лотарингии… А вот прибрежные жители используют больше рыбы, крабов, омаров, лангустов, креветок…

Тут он обвёл глазами стол и сказал обиженно:

– Катрин, детка, а почему эти бездельники не принесли нам креветки? Я же ясно сказал – сразу за козлёнком!

Катрин встала и пошла на кухню. Вскоре в залу внесли блюда с дымящимися креветками, которые имели умопомрачительный ярко-розовый цвет. Хозяин оживился, чуть ли не потирая руки от нетерпения.

– О, господа! Это надо обязательно попробовать, – объявил он. – Это мой собственный рецепт – креветки в красном вине.

Все попробовали, даже капитан, который нашёл креветки исключительными. Им поменяли тарелки. Хозяин дома сказал:

– Но самая яркая особенность нашей кухни – разнообразие соусов… Их более трёх тысяч! Ей богу, я не вру… С помощью соусов французский повар придаёт даже самым простым блюдам исключительный вкус и аромат.

И он оглядел гостей и стол смеющимися глазами. Захлопал вдруг в ладоши, подзывая слуг:

– Эй! Кто-нибудь там! Поменяйте мсье Леггу тарелку!

– Ах, не надо, мистер Перэ! Я уже не могу! – жалобно простонал доктор.

– Как это «не могу»? Мы же едва начали, – искренне удивился хозяин. – Джеймс, вы ведь рыжий, как и я, значит, вы должны хорошо кушать. И давайте выпьем, у нас сегодня праздник!

Доктор Легг засмеялся, зелёные глаза его засияли, он поднял бокал и сказал:

– Я предлагаю выпить за то, чтобы все наши смертельные раны заканчивались за таким прекрасным столом!

Мистер Трелони поспешил налить себе бордоского.

– Замечательный тост! Выпьем, джентльмены, – сказал хозяин и распушил рукой усы, поднял глаза к потолочным балкам и хитро улыбнулся, опять оглядел гостей и сказал:

– Господа, я предлагаю взять рифы – а то мы что-то быстро пьянеем. Я попрошу принести нам кофе! И сейчас вы услышите мою Молли… Катрин, детка, позови Молли, пусть она нам споёт.

Катрин вышла и вскоре вернулась вместе с чернокожей служанкой, которая несла в руках гитару.

Молли запела, подыгрывая себе на испанской гитаре с пятью сдвоенными струнами, и её низкий, чувственный голос, который трудно было предположить в такой хрупкой на вид девушке, в тот же миг заворожил мужчин.      Чернокожая прислуга Молли пела им по-креольски – упоительной смеси португальского языка и суахили, языка африканцев с Гвинейского побережья, но мужчинам казалось, что они всё понимают.

Она пела о вечном томлении, без которого и жизнь не жизнь, о любви, о разлуке и о страстном желании вырваться с острова, чтобы начать, наконец-то, жить, и, сидя за этим столом, мужчины вдруг вспомнили всех женщин, которых когда-то знали, и тех, которых так и не успели узнать, но которые от этого стали им ещё дороже.