Тайна испанского манускрипта

– Вербену давным-давно нашли на горе Голгофе, сэр, – опять заговорил кок. – Люди наделяют её силой отвращать всяческое зло, останавливать кровотечение и заживлять глубокие раны. Она спасёт нашего капитана. Из её отвара надо делать примочки и давать капитану пить.

– Он не пьёт, Пиррет, – выговорил доктор, он заморгал и жалко улыбнулся. – Он бредит и требует держаться мористее*. И я не знаю, что мне делать.

– Доктор, возьмите вербену, – зашептал отчаянно кок, он стал быстро, захлёбываясь и путаясь в словах, объяснять доктору, как надо сделать отвар.

– Пойдёмте со мною, Пиррет, сами всё сделаете, – ответил тот. – Я ничего сейчас не понимаю.

Капитану начали делать примочки из вербены. Только и на другой день ему лучше не стало.

Утром следующего дня Платон сказал доктору:

– Надо идти в лес. Мне надо найти капитану…

Тут он произнёс незнакомое слово с ударением на второй слог.

Доктор смотрел на Платона, силясь понять, чего он от него хочет. Глаза у доктора были красные, волосы взъерошены, на нём лица не было: он не спал вторую ночь – жители города тоже обратились к нему за помощью.

– Табеле, – опять повторил Платон с таким видом, будто это слово должно было всё объяснить. – Капитану нужно табеле.

Доктор повернулся к сквайру, сидящему в оцепенении в кресле у стены, и сказал:

– Мистер Трелони, сходите с Платоном, чтобы его не приняли за беглого раба. Он хочет найти для капитана что-то своё, африканское… Пусть ищет! Я уже на всё согласен.

****

Глава 11. Ангел с золотыми волосами

Изнасилованный, изувеченный город постепенно оживал.

На его улицах даже появились люди. Они опасливо копошились возле своих домов, но разговаривали всё громче. Отовсюду слышался стук молотков и треск ломаемого дерева – со стен ломали разбитые ставни и двери, а то, что можно было, накрепко заколачивали.

Мистер Трелони подумал, что они с Платоном зря не попросили провожатого: прохожие не смотрели им в глаза, они глядели куда-то мимо них, как бы сквозь них, хотя и сторонились, уступая дорогу. Один раз, сворачивая за угол, сквайр невзначай обернулся и заметил, как несколько голов с испугом втянулись в двери, в окна, в проулок: за ним и Платоном подглядывали. Город явственно излучал атмосферу, если не вражды, то настороженности, и с этим ничего нельзя было поделать.

За городом они пошли веселее и вскоре вступили в эвкалиптовый лес, сухой и редкий, с жидким подлеском. Мистер Трелони неожиданно почувствовал, что они с Платоном поменялись ролями. Теперь ведомым стал он, а Платон выдвинулся вперёд и шёл, словно знал дорогу или понимал, куда надо идти. Плечи его развернулись, голова поднялась, он ступал легко, едва касаясь земли, и даже сухие ветки не так громко хрустели у него под ногами. Глазами он обшаривал землю, оглядывая каждый камень. Вскоре сквайр понял, что Платон старается выбирать сырые низины. Шли они быстро.

Вдруг Платон радостно вскрикнул, присел и стал срезать ножом с земли и камней голубовато-зелёную плесень или мох. Потом на место срезанной плесени он положил кусочки еды, равномерно распределив их по земле и камням.

– Ну что? Будем возвращаться? – сказал сквайр, запнулся, охнул и проговорил растерянно: – Только… Я не знаю, в какую сторону идти! Где город?

Мистер Трелони, внутренне холодея, принялся оглядываться: они так долго шли, что он потерял направление. Платон глядел на него и недоверчиво улыбался. Потом произнёс, показав рукой:

– Город – там. Мы придём быстро.

И он пошёл в этом направлении, жестом приглашая мистера Трелони за собой. Пришли в город они действительно быстро. Сквайр чуть ли не бежал за Платоном всю дорогу: тот шёл впереди широким неслышным шагом охотника и только иногда останавливался, нетерпеливо поджидая его. Войдя в дом капитана Перэ, Платон сразу отдал доктору Леггу свой свёрток со словами:

– Табеле. Мы нашли его!

Он был явно очень рад и горд собой. Доктор развернул свёрток и, недоумевая, посмотрел на Платона, но тот уже стал развязывать капитану повязки и обкладывать плесенью его рану на спине.

– Всё будет хорошо, – сказал Платон доктору.

Он выглядел уверенным, повеселевшим, и джентльменам почему-то стало спокойнее – в их сердцах зародилась надежда.

Вечером сквайр сообщил штурману, что капитана теперь лечит Платон. Узнав про плесень, Пендайс потрясённо почесал в затылке, а потом пошёл и рассказал об этом боцману Джонсу.

Боцман вытаращил глаза и вытянул трубочкой толстые красные губы. Пробормотал:

– Шлюпки-на-волнах… Я всегда говорил, что этот ниггер – колдун.

– Ну и пусть колдун, Амиго, – перебил его штурман. – Лишь бы он помог капитану. И, кстати… Завтра мы идём на Сан-Николау за провизией. Готовься.

– Да я всегда готов, мистер Пендайс, – ответил боцман, он развернулся и потрусил к матросам в форпик.

Вскоре о том, что капитана лечит Платон, знала вся команда.

– Колдун, твою мать, – решила половина экипажа.

– И очень хорошо, круто, – ответила им вторая половина. – Всегда не грех иметь на корабле собственного колдуна. Лишь бы колдовал с толком.