Тайна Карлоса Кастанеды. Часть I. Описание мира

Как видим, генезис разума имел свое начало вовсе не на пустом месте. Сама биологическая форма человека заложила основу для разработки вполне определенного режима восприятия. Давление энергетического поля вызвало особый тип резонанса в биологическом субъекте восприятия не спонтанно, а в результате его длительной адаптации и благодаря его инстинкту самосохранения. Но разум сделал данную картину мира универсальной, утвердил ее единственность, ее исключительную ценность, жестко зафиксировал в качестве фундамента, на котором и принялся возводить эфемерное здание интеллектуальных грез, каждый этаж все более отрывая от почвы непосредственного восприятия.

Краеугольным камнем этой вавилонской башни, населенной суетливыми и заносчивыми призраками, явился образ «Я» – первый плод разумной социальности человека. «…Когда тональ обнаруживает, насколько приятно говорить о себе, он создает термины «я», «меня» и им подобные, чтобы говорить о себе не только с самим собой, но и с другими тоналями» (IV). С некоторых пор мы стали считать самосознание (сознание «Я») определяющей характеристикой разумного существа. Мы знаем, как далеко завел нас этот вроде бы безобидный факт. Все отношение к внешнему миру и к себе подобным претерпело кардинальные изменения. Природа стала полем исследования и удовлетворения потребностей, стадо превратилось в социум, сила – в культ, а слабость – в комплекс неполноценности. Социальность (а вместе с нею и обременительный груз социальных потребностей, тяжкий соблазн, принуждающий следовать выдуманным идеалам и «преуспевать») – это естественный продукт взаимодействия самосознаний, структурно отражающий аппарат некоего сверхэго, в своей ненасытности заполонившего планету.

В предыдущей главе мы говорили о сценариях и их роли в перцептивной ограниченности человека. Можно сказать, что сценарий – это основной структурный элемент нашего социального «Я», воплощенная функция, существование которой обеспечивается предпосылками, изобретенными разумом в процессе коммуникации с другими разумами. Самоосуществление разума было бы вполне достойной целью человеческого рода, раз уж мы признаем, что именно разумность отличает нас от всего живого и наделяет неоспоримыми преимуществами. Так и полагали энтузиасты рациональности, заложившие фундамент теперешнего европейского изобилия.

Но здесь есть серьезная загвоздка, которая, конечно, не приводит к девальвации самого разума, однако делает явным экзистенциальный тупик, куда нас завела господствующая тенденция развития. Проблема заключена в самой природе мышления.

По сути дела, разум сотворил для нас почти непреодолимое препятствие на пути к полному восприятию мира. Если ограничения, наложенные на воспринимающую природу биологией, есть обязательный механизм выживания (в общем, достаточно гибкий, податливый на изменение согласно разнообразным модификациям среды обитания), то стена разума – это жесткая формация, не допускающая никаких посягательств на собственный фундамент.

Японская притча выразительно иллюстрирует такую непримиримость разума. Как-то учитель дзэн принимал у себя университетского профессора, пришедшего узнать что-нибудь об учении. Учитель пригласил его выпить чаю. Он налил гостю чашку доверху и продолжал лить дальше. Профессор следил за тем, как переполняется чашка, и наконец не выдержал: «Она и так полна! Больше уже не войдет!» И тогда учитель сказал: «Как и эта чашка, вы полны собственных мнений и мыслей. Как же я могу показать вам дзэн, если вы не опустошили ее?»

Разум развивается благодаря бесконечному самоотражению, его законы всегда исходят из себя самих, не считаясь с текучей реальностью внешнего бытия. Будучи универсальным самообучающимся компьютером, он всегда готов к изменению программ, но каждое такое изменение обусловлено метапрограммой, которая, в свою очередь, исходит из продукта подчиненных программ. Нет предела внутреннему самоусложнению, но и заколдованный круг не разорвать. На каждом этапе усложнения разума стена между нами и Реальностью делается еще толще, ибо мышление возможно только благодаря целой серии искажений. В основе этих процессов – способность абстрагировать.

Задумывались ли вы когда-нибудь, что это означает? Для мира, существующего вне разума, это просто нагромождение бессмыслиц. Всякий раз, когда вы принимаетесь мыслить (а это происходит почти ежесекундно), вы отвлекаетесь от реального содержания опыта, выбираете ряд условных признаков объекта (или серии объектов) и начинаете громоздить их на другие условные признаки, получая в результате вдвойне условное заключение. Но это лишь начало. Дальше вы мгновенно забываете об условности полученного продукта (ведь для разума не существует разницы между идеальным и реальным) и вводите его в цепочку других условных признаков, чтобы продолжить привычные манипуляции. В конце концов удаление от реальности достигает астрономических степеней – там и творится окончательный вариант описания мира.