Тайна Карлоса Кастанеды. Часть I. Описание мира

Подлинное знание только тогда подлинно, когда не искажено никаким вмешательством интеллектуального формализма, и неудивительно, что с момента возникновения разума оно ушло куда-то на периферию сознания, а после того, как интеллект утвердил себя в качестве самого ценного инструмента освоения действительности, превратилось для нас во вредный хаос, для вящего спокойствия человека признанный несуществующим. С этого момента все противоречия разума стали самой Реальностью, а страдание – абсолютным и неизбежным. «Дон Хуан выразил свое убеждение в том, что христианские идеи об изгнании из райского сада представляются ему аллегорией утраты нашего безмолвного знания, нашего знания намерения.

Следовательно, магия – это возвращение к началу, возвращение в рай» (VIII).

Шри Ауробиндо, рассматривая причины страдания, тоже приходит к подобному выводу. «Если все поистине есть Сатчидананда, то смерть, страдание, зло, ограниченность могут быть лишь творениями – положительными в практических своих последствиях и негативными по сути – искажающего сознания, отошедшего от целостного и объединяющего знания самого себя и впавшего в некое заблуждение отделенности и обособленного существования. Это и есть человеческое падение, символически изображенное в поэтической притче еврейской Книги Бытия. Таким падением явился его отход от полного и чистого признания Бога и самого себя или, скорее, Бога в самом себе в сторону разделяющего сознания, несущего целый ряд двойственностей: жизнь и смерть, добро и зло, радость и боль, полноту и недостаточность – плод раздельного бытия. Это и есть тот плод, что съели Адам и Ева, Пуруша, и Пракрити, душа, искушаемая Природой»[9].

В какое же мрачное состояние впал человек, в какое царство озабоченности и ограничений, что безмятежность полуживотного духа, бесцельное и чистое переживание вкупе с удовлетворением минимальных, чисто биологических потребностей нам теперь, задним числом, представляется Раем, пределом блаженства и исканий? Конечно же, мы идеализировали то прежнее состояние – в чем-то оно было бесконечно богаче нынешнего, но и бесконечно беднее. Скорее всего, в нем отсутствовало даже наивное изумление ребенка, так как изумление сопровождает процесс научения или познания, а в отсутствие разума возможен только один тип наслаждения – радость от буйства энергии и яркости физиологических чувств.

Но энергию мы действительно потеряли. Точнее, использовали на иную радость (как нам теперь кажется, сомнительную) – радость мышления и вербализации. «Мышление и попытка точно выразить свои мысли требуют невообразимого количества энергии, – сказал дон Хуан» (VIII).

Страшно подумать, сколько бы, например, смог совершить автор, направь он свою энергию не на написание этих строк, а на что-нибудь более существенное? Но историю не обратить вспять. Да и не стоит, наверное. Ведь благодаря разуму мы обрели не только автомобили, телевидение и атомную бомбу. Разум обеспечил развитие действительно бесценной способности, имеющейся в этом мире только у человека, – способности к сосредоточению и произвольному управлению вниманием. Забегая вперед, надо сказать, что именно эта способность сделала нас потенциально всемогущими – подлинными магами с беспредельной перспективой самореализации. Произвольное внимание дало ключ к управлению всем энергетическим потенциалом нашего существа, к контролируемому выбору любого режима восприятия – стоит лишь приложить целенаправленное усилие, и разум из преграды превратится в мощное орудие движения.

«Нагваль Элиас заверил дона Хуана, что только те человеческие существа, которые являются образцами разума, могут легко сдвигать свою точку сборки и быть образцами безмолвного знания. Он сказал, что только те, кто пребывает точно в одном из этих положений, могут ясно видеть другое положение и что именно таким и был путь, приведший к эпохе разума. Положение разума было ясно видно из положения безмолвного знания. Старый Нагваль сказал дону Хуану, что односторонний мост от безмолвного знания к разуму называется «озабоченностью». Это озабоченность, которую истинные люди безмолвного знания ощущали относительно источника всего, что они знали. А второй односторонний мост, от разума к безмолвному знанию, называется «чистым пониманием». Это понимание, которое говорит человеку разума, что разум – лишь один-единственный островок в бесконечном архипелаге» (VIII).

2. В плену языка