Тайна князя Галицкого

Одеты царственные супруги были легко: Иоанн — в длинную простую рубаху с красным рисунком лишь на подоле, Анастасия — в рубашку алую, из-под платка на влажных волосах выбивались наружу черные пряди. Судя по розовой коже обоих, мокрой бороде Иоанна, горячему дыханию, расслабленному виду и слабому запаху березовой листвы, царь с царицей только что предавались самой что ни на есть плотской из утех: парились в бане.

— Он суров, Настенька, — улыбнулся правитель всея Руси. — Прилюдно отчитал я его, что ко мне с бумагами своими идет, а не в приказ свой к дьяку, вот и хмурится.

— Воля твоя, государь, — склонил голову Басарга. — В верности тебе я клялся и служить буду честно и во гневе твоем, и в радости.

— Мой гнев — твоя защита, боярин Леонтьев, — ответил царь. — Зело много недругов с тобой желают счеты свести. Коли ты в опале, так им сие приятственно. А возвышу — так зараз остановить пожелают. Долю же свою ты сам избрал. Не забыл? Тайну ты хранить обязан, тихим и незаметным быть. И о делах своих незаметно отчет держать.

— Не славы ищу, государь, а чести живот отдать за тебя и веру православную.

— Где же кравчая твоя? — неожиданно обратился к жене Иоанн. — Заждались совсем!

Открылась дверь — и сердце боярина Басарги вдруг дернулось в груди и остановилось, словно сжатое в кулаке неведомого чародея. В зеленую горницу вплыла, ако ладья по тихому рассветному озеру, княжна Мирослава Шуйская, в вышитом зеленой и синей нитями сарафане с широкой юбкой и с жемчужной понизью на волосах. Девушка стрельнула в сторону гостя изумрудными глазами — и сердце застучало снова часто и сильно. В руках княжны был поднос с одним-единственным золотым кубком, украшенным россыпью мелких самоцветов и эмалевыми орлами с двух сторон.

— Дабы гнев боярина остудить… — Иоанн взял один из кувшинов, наполнил принесенный кубок, вернул на поднос: — Отопьешь вина хмельного из рук моих, Басарга Леонтьев?

Принять угощение из рук царя было величайшей честью, наградой, доступной немногим, но молодой человек не понимал, не осознавал этого, видя только соболиные брови идущей к нему кравчей, ее чуть приоткрытые губы, ее плечи, приподнимающие легкую понизь локоны. Басарга взял кубок, медленно выпил вино, глядя в глаза прекрасной княжны и не чувствуя вкуса чуть желтоватой жидкости, поставил обратно. Мирослава улыбнулась, отвернулась к столу — наваждение спало, и лишь теперь боярин разобрал слова Иоанна:

— Да слышишь ли ты меня, боярин?!

— Да, государь, — спохватился Басарга.

— Супруга моя возлюбленная узнать желала подробнее о чуде, на Ваге свершившемся.

— Возлюбленная, — согласно кивнул боярин Леонтьев.

— Тебе никак хмель в голову ударил, служивый? — засмеялся Иоанн, накрыв ладонью руку жены. — Ты расскажешь нам об обители Важской?

— Ныне ей больше ста лет исполняется, государь, — постепенно приходя в себя, заговорил подьячий. — Посадником новгородским основана как пустынь, дабы было куда от мира удалиться в ожидании часа смертного. Посему скрыта среди лесов заволочных, и до города ближнего не менее дня пути от нее. Покой и уединение хороши для молитв покаянных, однако же дохода большого не приносят, а потому обитель небогата и старцев в ней ныне всего пятеро обитает. Воздух же святостью великой так и пропитан, река тиха и покойна под стенами, вода прозрачна, небо с землею воедино в ней сливается и в вечность уплывает. Чудо же случилось в пустыни в тот день и час, когда ты, государь мой, Казань одолел и свободу ста тысячам невольников татарских принес. Тем же временем Вага свободу дала мощам преподобного Варлаама, из берега их вымыв и на двор монастырский принеся. Увидели все, что нетленными за сто лет эти мощи остались, и возблагодарили Господа за знак свыше… О том тебе немедля воевода важский отписал, ибо чудо чудное явлено, святой новый людям православным открылся.

— Как ты интересно сказываешь, боярин, — звонким голосом произнесла первые за вечер слова царица Анастасия, и пальцы ее крепче сжали ладонь Иоанна.

Басарга остро позавидовал супругам — ведь он к хлопочущей у стола кравчей не мог даже приблизиться. И одновременно — порадовался за них. Счастливы влюбленные, которым довелось стать единым целым.

— Так молви, боярин, каково там далее с обителью? — поинтересовалась Анастасия.

Басарга ненадолго запнулся, ибо больше говорить было нечего. Но раз царица желает… И он продолжил рассказ, как милостью Божьей и вниманием царским снизошла на пустынь новая жизнь, и засверкали на солнце колокола, стали расти новые стены. Подьячий не врал, он пребывал в уверенности, что именно так сейчас монастырь и меняется. Даром, что ли, он наказы настоятелю давал и старостам своим приказания? Затем еще раз описал красоты земель двинских, только подробнее, плавно перешел к перечислению иных обителей, выросших вдоль оживленного древнего пути. А затем посетовал: