Тайна князя Галицкого

— Ой-ёй-ёй, какие мы серьезные! Тогда сюда посмотри, неуч, всего за два часа нарыла… — Девушка поставила ноут на простыню и повернула экраном к нему, открыла страницу в Инете: — Верхотурский Николаевский монастырь Свердловской области. Буковки знакомые видишь?

Леонтьев опустился перед кроватью на колени, прочитал статью, но причины для восторга не нашел:

— И что тут такого важного?

— Нет, читать ты точно не умеешь, — хмыкнула Катя, скатилась с постели и пошла к шкафу за платьем. — Монастырь основан выходцем с Ваги в тысяча шестьсот четвертом году. В нем была школа, оказавшаяся достойной отдельного упоминания в летописи, и некая очень ценная святыня. В тысяча семьсот пятнадцатом году монастырь выгорел дотла вместе со школой, опять же особо оговоренной. Но!!! Автор замирает от восторга, барабанная дробь… В тексте с немалым воодушевлением указано, что святыня уцелела. Какая именно — молчок. Насельники и святыня съезжают с пепелища в древний, как бивень мамонта, Усть-Вымский мужской монастырь, основанный аж в четырнадцатом веке. Однако, едва наступила иезуитская эпоха, как его тут пришлепнули, точно муху.

— В огороде бузина, а в Киеве дядька, — согласно кивнул Женя.

— Ну-у, ты тундра! Шестьсот четвертый год — это уже Смутное время, по Руси вовсю гуляют банды, за кусок хлеба могут зарезать и «здрасте» не сказать. Поэтому, не дожидаясь беды, твоя школа снимается с якоря, уезжает за тысячу верст на восток и обосновывается на новом месте. Вполне логичное и умное решение, не находишь? А здешний монастырь превращается в скорлупу ореха, но без ядрышка. — Она уселась рядом и с видимым наслаждением натянула чулки на ножки. — Включи логику, бухгалтер. Мы приехали сюда, в одно и то же место: ты за школой, а я за убрусом. Значит, есть вариант, что они связаны. Потом мы замечаем засветки и школы, и святыни еще в двух обителях. И мы видим, что все три интересные нам обители убиты насмерть. И еще. Ты помнишь, что Важский монастырь часто горел? Верхотурская обитель тоже выгорела. Зачем преступники устраивают пожары?

— Чтобы хозяева вынесли на улицу самое ценное… — посмотрел на нее Женя.

— Умнеешь на глазах. — Катя выпрямилась, одернула платье. — Наши монастыри пасли какие-то крысы. Здесь у них все обломалось, а в Верхнетурске дело выгорело, чернецы святыню засветили. Но спасли. Спасли, несмотря на то что монастыри, которые помогали хранителям, в наказание полностью уничтожались. И твоя школа, судя по всему, путешествовала вслед за реликвией.

— Получается, твой убрус хранится в моем интернате?

— Уговор помнишь? — Девушка обняла его и крепко поцеловала в щеку. — Узнаешь продолжение, если я на два месяца поселюсь в твоей квартире.

— Не было такого уговора, бешеная лимитчица.

— Он есть! — Катя стукнула ободранным ногтем указательного пальца по кончику Жениного носа и шепнула в ухо: — Больше ни одного слова, пока не лягу в твою кровать. Примечание: не путать с постелью.

* * *

Сиротский приют боярин Леонтьев строил с размахом: несколько комнат, в которых воспитанники могут спать, просторные горницы, для занятий счетом и письмом, светелки, чтобы ухаживать за оружием, большой ровный двор для ратных тренировок, часовня в углу рядом с воротами.

«Сироты», которых он любил более всего, жили с матерями. Но подьячий знал, что каждый год без родителей на Руси остается немало детей. А потому, увы, здесь найдется кому расти. И значит, сделать все следует по совести, не для отвода глаз. Чтобы сироты настоящие тоже теснотой и сыростью не мучились, хорошо ели, спокойно учились, чтобы сильными, умными и храбрыми мужами для службы царской выросли.

К середине лета со строительством почти все было закончено. Оставалось только печи на кухне и в доме сложить. Басарга как раз сговаривался с артелью плотников, чтобы они перед отъездом коновязь у входа сладили и лавки поставили, когда к нему подбежал Егор — холоп из новеньких — и, скинув шапку, попросил сходить к Корбале.

— Как закончите, так в расчете, — сразу завершил торг подьячий и, благо приезжал верхом, вскочил в седло, сразу дав шпоры коню.

Больше всего он беспокоился, понятно, за Матрену-книжницу и детей, но дело оказалось не в ней. Как раз под Корбалой река Вага делала крутой поворот вправо, под стены обители, и именно сюда, к растущим под берегом камышам, прибило полузатопленную лодку с богато одетой Варварой и двумя холопами. Уезжало с нянькой, как помнил Басарга, четверо.

Среди камышей смерды, по приказу старосты Тумрума, бродили по пояс в воде, раздвигая водоросли, ощупывали дно, однако без особой надежды. Вода-то прозрачная, белые рубахи издалека видать.

Боярин присел возле мертвых тел, разложенных на траве лицом вниз. Из спины у каждого торчали по две-три стрелы. Еще с десяток засели в бортах лодки.

— Вот, проклятье! — прошипел сквозь зубы Басарга.