— Сам вижу! — закричал вдруг смотритель. — Говори, кто безобразничал? Под суд его! Под суд!
Горнист и барабанщики с интересом следили за разговором. Пока они ничего не понимали, но очень надеялись понять.
— Важно, что катер нашелся… — начал было Ромка.
— Сам знаю, что важно, а что неважно, — продолжал кипеть дядя Юозас. — Порядок должен быть.
Он в волнении пробежался по палубе. Раз. Другой. Ромка тем временем шепотом объяснил ребятам, почему так рассержен старый смотритель.
— Свинство это! — заключил рассказ начальника штаба горнист.
— Точно! — поддержал его барабанщик. — Стыдно над стариком потешаться. Знаешь, кто угнал, — скажи!
Что мог ответить им Ромка? Ровным счетом ничего. Ничего он не знает, не знал и не будет знать. А дядя Юозас все равно не сомневался, что Ромка скрывает фамилии виновных. Впрочем, горнист и барабанщик — тоже. С этим и ушел смотритель. Ушел, не помирился…
И Ромка не усидел в штабе. Выбрался на палубу, облегченно вздохнул. Честное слово, нет ничего скучнее, чем называться начальником, когда никто в тебе не нуждается.
Ближе всего работали октябрята. Они снимали с десантной баржи рубку. По частям. Автогенщик, разрезав балки, освободил рубку со всех сторон. И теперь ребятишки, действуя ломиками и ножовками, растаскивали ее на куски, очищали металл от дерева.
— Как дела? — начальственно строго спросил Ромка, появляясь на борту баржи.
— Отлично, товарищ начальник штаба! — по-военному доложил старший пионервожатый. Он работал вместе с октябрятами. Здесь же трудился и Виктор с завода. — Противник в панике — сдается целыми листами и балками.
— Ромка, а дядя Виктор обещался к себе на завод нас свозить, — похвалился один из октябрят.
— Хорошо, — начальник штаба сбросил рубаху и подхватил стальной лист, который с трудом тащили к берегу ребята.
В таком виде и заснял его Йонас.
— Вторую пленку дощелкиваю! — прокричал он на бегу.
— В стенгазету? — спросил Виктор.
— Альбом специальный будет. Фотографии и рассказы о судах нашего кладбища… А меня он просто так. На память. Клянусь головой осьминога! — объяснил Ромка.
— И часто ты ею клянешься? А?
— Часто! Часто! — закричали со всех сторон. — Это он по-моряцки!
— Значит, обыкновенному твоему честному слову верить нельзя, — сделал неожиданный вывод Виктор.
— Это почему?
— Да потому самому, что чужой головой клянешься! Да к тому же у осьминога и головы-то нет…
— Как нет? — Ромка чувствовал себя так, будто его снова стукнули по голове.
— Понимаешь: не было и нет. Ну ладно, ладно… Нравится — клянись головой осьминога, не нравится — давай честное пионерское. Важно, чтоб хозяином был: и голове и слову… Потащили!
Ребята уволокли лист, а Ромка никак не мог прийти в себя. У осьминога нет головы!.. Мальчик как-то сразу поверил Виктору. Нет головы!..
— Ромка! — окликнула с соседнего судна Гражина. — Мы тут соревнование объявили: кто больше? Гляди, какую гору сложили.
— Они хитрые! — пожаловались Ромке октябрята. — У них два автогенщика, а у нас — один…
Быстро летит время. Кажется, веселые ватаги ребят только что скатились с дюн к корабельному кладбищу, а солнце прошло уже большую часть своего пути по небосводу. Упорнее всех работают автогенщики. Они спешат нарезать столько металла, чтобы подшефным хватило разбирать и перетаскивать его на целую неделю. До следующего воскресного дня, когда снова зашипят на судах газовые горелки.
Из города возвратились машины, доставившие на склад первую партию металла. В кабине переднего грузовика гордо восседал Пятрас. Он не захотел сойти на землю, а, стоя на подножке, стал подробно рассказывать сбежавшимся ребятам, как сдавал и оформлял груз. И при этом, конечно, смешно и часто разводил руками. Со стороны можно было подумать, что Пятрас сделает сейчас еще один гребок и поплывет по воздуху.
Но вместо этого он полез в карман и извлек оттуда листок бумаги. Квитанцию.
— Четыре тонны двести тридцать пять килограммов! — как флагом, взмахнул бумажкой Пятрас.
«Четыре двести тридцать пять», — понеслось из уст в уста, с судна на судно. Сразу смолк гомон голосов. Ребята прикидывали: триста тонн и четыре тонны двести тридцать пять килограммов. Правда, на берегу высилась еще одна куча металла. Бо́льшая, чем увезли в город. И все равно триста тонн казались невероятно далекой вершиной.
Да, снять с судов триста тонн металла представлялось теперь куда труднее, чем думали раньше. Это по меньшей мере месяц напряженной работы. Без выходных. И с помощью заводских комсомольцев.
Скоро у грузовика, на подножке которого стоял Пятрас, собрались все ребята. Квитанция пошла по рукам.
— Скажи, а весы ты проверял? — спросил кто-то.
— Точно.
— А когда взвешивали, следил?
— Честное пионерское!
И в эту не очень радостную для ребят минуту Гражина, сама того не желая, помирилась с Марите. Вышло это так. Гражина, заметив, как уныло вытянулись лица товарищей, презрительно выкрикнула:
— Сдрейфили?!