Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю

В общем лучше бы этой акустики вовсе не было. Из-за нее мы столько лишних двоек схватили — не счесть. Правда, теперь наш класс славится в школе как неподсказывающий. Преподаватели любят его в пример ставить. Ребята из седьмого «Б», у них акустика похуже, но успеваемость лучше, прозвали нас «образцово-сознательно-показательными». Потешаются. А нам — хоть плачь.

Зато как хорошо было в прошлом году, когда занимались мы в другой комнате! Была она такой широкой, что парты стояли в четыре ряда. Доска — во всю стенку. Длинная-предлинная. Вот где раздолье было! Столик учителя стоял у второго ряда от окна. Как говорится, на отшибе. Тогда редко кто погибал без помощи. А теперь мы — «образцово-сознательно-показательные».

Значит, появилась у меня на парте соседка. В принципе я против девчонок ничего не имею, но против соседок возражаю категорически. Можно сказать, шесть лет мечтал оказаться единоличным хозяином парты. Наконец оказался. И вот тебе сюрприз — Женька Новикова! А у меня в правом отделении — портфель, а в левом — книга какая-нибудь для чтения, кляссер с марками. И, конечно, звездный атлас.

После полета Гагарина я долго решал, с чего лучше начинать подготовку в космонавты. Отец советовал закалить себя физически. Я бы, пожалуй, согласился, если бы он, как пишут иногда в газетах, «счел комментарии излишними». Так нет же. Посоветовал, а потом целый вечер потешался над моим слабым сложением. Хорошо ему — бывший гимнаст-разрядник, чуть ли не чемпионом в армии был. А у нас на школьных уроках физкультуры ни за что сильным не станешь. Вечно их заменяют другими, более нужными.

Обиделся я на отца. И надумал начать совершенно с другого: хорошенько изучить вселенную, чтобы не блуждать потом в космических путешествиях. Ну, это уж, как говорится, из другой оперы. Как-нибудь расскажу специально.

А пока появление Женьки Новиковой замедлило мое культурное развитие. Посудите сами. Бывало, передвинешься с одного конца парты на другой — и, пожалуйста, марки разбирай, книгу читай, звезды разные зазубривай. Теперь же сидит рядом круглая отличница. Вся — внимание. Ни поговорить с нею на уроке, ни в «морской бой» поиграть. Интересно получается: сидит девочка, а место словно пустое. Но мне от этого не легче.

И надо же было случиться, что на следующем после прихода Женьки уроке меня вызвали по алгебре. Задача попалась не из трудных, и я сумел добраться до правильного ответа. Учитель сиял от радости, потому что успехи мои по этому предмету долгое время внушали всем серьезные опасения. Поставил мне «пять», торжественно объявив об этом классу.

Возвращаюсь на место. Гордый такой. Глянул на соседку, а у нее на лице, ну, прямо полное презрение написано. Терпеть не могу, когда на меня так смотрят. Словно жалеют. А по мне, чем жалость, лучше нож в сердце. Такой уж характер.

— Чего? — спрашиваю прямо.

— А ничего, — отвечает и отводит глаза.

На перемене говорю ей:

— Не люблю, когда на меня так смотрят. Учти!

— А я не люблю, когда к учителям подлизываются. Учти!

— Кто же это подлизывался?

— Сам знаешь.

— Не знаю.

— Нет знаешь!

— Не знаю! — заорал я.

— А кто сегодня пятерку по алгебре получил? Не знаешь?

Мне аж жарко стало. А лицо, наверное, таким сделалось, что Женька отступила на шаг.

— Значит, я?

— Именно ты! — ноздри у нее раздулись, глаза потемнели. — Отвечаешь на тройку, а ставят тебе «пять»…

Я развернулся, но руку перехватила Валя Макарова. Есть в нашем классе такая девочка с совершенно удивительным характером. Со всеми дружит, всех мирит, все бегут к ней за советами. Врагов у нее, конечно, нет. Друзей, впрочем, тоже. А я ее терпеть не могу. Вечно влазит, куда не просят. Говорит до того правильно и разумно, что иногда не человеком, а роботом, начиненным разными правилами, кажется.

Все у нее — по полочкам: это — можно, это — нельзя, это — хорошо, это — плохо. Вале, по моему слабому разумению, после школы нужно обязательно идти на радио в дикторы. Самая подходящая для нее работа. Приносят материал для чтения. Все в нем правильно, проверено. Только читай…

Оттянула меня Валя в сторону и говорит:

— Девочек обижать нельзя.

Причем так серьезно, будто открыла мне какую-нибудь важную тайну. Я не удивился. Валя есть Валя.

— Перед едой надо мыть руки, — ответил я.

— Павел первый, — сказала она тогда назидательно, — остроты тут ни к чему. Ты должен помириться с новенькой. Я помогу вам.

— А мы и не ссорились, — сказала вдруг Женька. — Правда?

Мне все же очень хотелось стукнуть ее, но еще больше, чтоб отцепилась Валя. Поэтому я буркнул:

— Правда…

— Ну, вот и хорошо, — обрадовалась Валя. — Люди должны дружить.

— А собаки лаять, — не удержался я.

— А Павел первый острить, — на мой взгляд, неудачно продолжила Валя.

И ушла. Остались мы у окна с Женькой. Она и спрашивает:

— Почему тебя Павлом первым называют?

— Я и есть первый.

— А кто второй?

— Павлик Григорьев. Только его вторым не называют.

— Почему?

— Я протестовал, но ребята говорят: «Был царь Павел Первый, а второго не было». Так и остался я Павлом первым.

— Это потому, что ты непринципиальный…

— Я?!