Следующий день оказался для меня самым везучим в Вене. А с вечера я думал, что будет наоборот. Уж очень неинтересную программу нам объявили. Целый день предстояло осматривать всякие кладбища и костелы. Может, кому и любопытно побывать, к примеру, в соборе святого Стефана, но лично мне он ни к чему.
Где-то я вычитал, что человек — сам творец своего счастья. Вот я и решил творить… Глянул утром на берег, а там стоит коренастый мальчик в коротких штанишках. Моего возраста или даже немного постарше. Я быстренько оделся — и к нему.
— Здравствуй! — говорю.
— Гутен таг! — отвечает мальчик, а сам так и светится улыбкой. Потом как-то смешно шаркнул ножкой и представился: — Франц Клейнштейн.
Познакомились. Стали разговаривать. В школе я немецкий изучаю. Даже неплохим учеником по нему считаюсь. Поэтому кое-что из того, что говорил Франц, доходило до моего сознания. Остальное мы с ним дополняли жестами. Ничего — получалось. И когда я сейчас вспоминаю Франца, мне кажется, что мы отлично понимали друг друга.
Я сразу подарил ему открытки с портретами Юрия Гагарина и Германа Титова. Франц знал наших космонавтов. В Австрии о них много писали. Во всех газетах были их фотографии в космических костюмах и шлемах. Потом Франц рассказывал мне, что некоторых ребят из его класса очень расстроили полеты наших космонавтов.
Еще бы! Буржуйские сынки прямо-таки молились на Америку, считали ее первой страной в мире, а русские вдруг оказались и умнее, и сильнее, и смелее…
На курточке Франца поблескивал круглый значок. Четко проступали силуэты мальчика и девочки, взявшихся за руку. Вокруг какая-то надпись. Я тут же разобрал ее: «Юнге гарде». Это был значок австрийской пионерской организации «Молодая гвардия». У нее есть свой девиз: «Дружба между детьми всех стран мира!»
Я подарил Францу наш пионерский значок. Приколол его ему на курточку рядом с австрийским.
— Данке! Данке! — без конца повторял он. Но через несколько минут снял значок и спрятал во внутренний карман. Мне стало обидно. От всего сердца дарил, а он… Франц, видимо, заметил мое недовольство. Заволновался и заговорил часто-часто. Минут десять говорил. Но я понял лишь одно: Франц опасался, что мальчишки из буржуйских и фашистских организаций могут силой отобрать у него значок. А он очень дорожил им. Тут, конечно, обида моя прошла без следа…
В это время у меня созрел план. Попросив Франца подождать, я возвратился на «Амур» и упросил нашу официантку снабдить меня бутербродами. Написал записку отцу, чтобы не волновался. А то еще полицию на ноги поднимут! В кармане у меня лежало двадцать шиллингов, которые дал мне папа на мелкие расходы, и я чувствовал себя богачом.
Через несколько минут мы уже шагали с Францем по прямой улице, застроенной ветхими зданиями. Мой новый друг хотел непременно познакомить меня со своей мамой.
По обеим сторонам улицы тянулись магазины. Точнее, крошечные лавочки, в которых можно купить буквально все, что нужно рабочему человеку. Богачам в них, конечно, делать нечего. Все — самое простое и дешевое. Ни автомобилей тебе, ни телевизоров, ни шикарной одежды. Это был второй район Вены. Трудовой район. Здесь живут рабочие и ремесленники, мелкие служащие и коммерсанты, пенсионеры.
— Ты был в Москве? — спросил Франц.
— Был.
— И Ленина видел?
— Видел.
— Счастливый! — глаза у Франца стали завистливыми. Я даже пожалел его.
— Вырасту — поеду! — Франц сказал это так, что я поверил ему. Такой обязательно добьется своего!
И вдруг Франц как-то съежился, словно стал на голову ниже. Уставился глазами в землю… Навстречу нам шел полицейский. Не из фильма какого-нибудь, а самый настоящий. Метра два ростом, в тщательно отглаженных темно-синих брюках и зеленоватом френче. В красных петлицах сверкали золотые звездочки. На черной блестящей портупее висел тяжелый револьвер. В руках — дубинка. Шел он медленно и важно. А люди старательно обходили его.
— Боишься?
— Его все боятся, — прошептал Франц.
— С чего бы это?
— Чуть что — штраф. Станешь спорить — бананом по голове.
— Бананом?
— Ну, дубинкой, что у него в руках… Это одно и то же…
Я невольно ускорил шаги.
— А у нас вот милиционеров не боятся, а уважают. Даже помогают.
— Так то у вас…
Ясное дело! Ведь полиция тут буржуйская. Для того и служит, чтобы рабочий люд в узде держать. Трах бананом по голове — и все! Мне почему-то так захотелось пульнуть из рогатки по полицейскому, что я даже по карманам зашарил. Но рогатка осталась дома. Не то показал бы этому полицейскому, как над рабочими измываться!
Мы подошли к длинному двухэтажному дому. Фасад его облупился. Поднялись на второй этаж. Двери нам отворила женщина средних лет в синем переднике. Красивая. Только глаза какие-то грустные. Это и была мама Франца.
Встретила она меня приветливо. Провела в комнату, усадила, а сама ушла с Францем на кухню. Сказала, что сейчас приготовит нам завтрак. Я оглянулся. Две крошечные комнаты. Шкаф, стулья, кровати, подставки для цветов, стол. Вот и вся обстановка. Мебель старенькая, простая. Подставки — самодельные.