Прочитав факс, отправленный из Москвы стародавним другом Джоном Малроу, заместитель директора Волл попросил нью-йоркских
Основания отвечать именно так у Волла были серьезные: оказывается, нью-йоркское бюро его
Первые годы после выезда из Москвы Дэйвид перебивался тем, что толкал русских певцов и актеров в рестораны и на съемки в массовках; бизнес не очень-то получался; языковой барьер; учил английский по словарю, потом нанялся мажордомом к директору издательства, полагая, что, если погрузиться в англоговорящий мир, исключив общение со
Все изменилось в восемьдесят шестом, когда разрешили навещать родных, – сразу же полетел к сестре, та работала педиатром в Хабаровске, уезжать категорически отказалась: двое сыновей в институте, чего бога гневить?!
Дэйвид попал в поле зрения таможенного контроля, полиции и ФБР, когда он, вернувшись из очередного вояжа в Москву (это было два года назад), обратился к наиболее престижным охотничьим магазинам с предложением приобрести тульские ружья, сделанные ведущими русскими мастерами по спецзаказу. Его выслушали с явным интересом (никто так не умеет прощать коверканье своего языка, как американцы; страна интернационалистов, чистый Вавилон), попросили внести конкретные предложения, одобрили идею («фантастик», «марвэлэс»), но после того, как Дэйвид передал условия будущим партнерам, в дверь его маленькой однокомнатной квартиры на 23-й улице (неподалеку от отеля «Челси») позвонили около двух часов ночи; он посмотрел в глазок; на площадке стоял старик в дорогом желтом пальто ангорской шерсти, в руке трость с серебряным набалдашником; рядом с ним торчал молодой верзила в кожанке, с остервенением жевавший резинку.
– Кто? – спросил Джозеф Дэйвид, ощутив внезапный озноб. – Что вам надо?
– Меня зовут Петрилли, – ответил старик. – Я пришел к вам с добром… Это по поводу ружей… Пожалуйста, не бойтесь, отворите дверь…
– Я вас совершенно не боюсь! Почему я вас должен бояться?! Но вы не позвонили заранее и не сделали аппойнтмент… У меня гостья…
– Поговорим на кухне, – усмехнулся Петрилли. – Я тоже начинал работу в подвале, потом уж перебрался в особняк… Повторяю, не бойтесь, у нас
Словно загипнотизированный, Дэйвид открыл дверь, повторяя себе все время: «Идиот, звони в полицию! Что ты делаешь, безумец?»
Петрилли пальто снимать не стал, по-хозяйски вошел в комнату, обставленную старой мебелью, сел в скрипучее кресло; верзила замер в дверном проеме.
– Слушайте, Джозеф, вы очень молодой американец, – начал Петрилли. – Вы не знаете жизнь этого сложного города, поэтому можете наломать дров и потерять голову… ее вам просто-напросто отрежут, понимаете? Запомните, торговля оружием традиционно находится в наших руках, итальянцев. Мы выяснили, что вы не обсуждали вопрос о ружьях в русском Бруклине. Иначе бы могла начаться война. И вы бы в этой войне проиграли, поверьте. Вы решили действовать без нас – мы вам этого не позволим. Мы готовы уплатить вам пять процентов со сделки, если поможете нашим людям заключить хороший контракт с русскими оружейниками. Советовал бы вам не отказываться от этого предложения… Нам выгодно то, что вы владеете русским, знаете русских, еще бы вам их не знать, если вы среди них выросли… При этом мы готовы помочь вам в продюсерском бизнесе, у нас и там достаточные связи. Понятно?
С трудом скрывая озноб, Дэйвид ответил:
– Я должен все взвесить. Оставьте свой телефон.
Петрилли поднялся:
– Не валяйте дурака! Мышь интересуется адресом льва. Завтра в десять вечера мои мальчики придут к вам, и вы заключите с ними соглашение… Все… Теперь можете вызывать девку – без этого не уснете…
… Девку он вызывать не стал; трясущимся пальцем набрал номера телефонов знакомых импресарио – Пантелея Давыдовского и Шпильмана; один был в Москве, пробивал гастроли Робертино Лоретти, другой вел переговоры с Еврейским театром; позвонил к Игорю; в Бруклине о нем говорили как о человеке, который знает все и всех; встретились утром, на Брайтон Бич, в центре «русского Нью-Йорка».