Тайна леди Одли

«Ну, — ответила она, — мне сегодня вечером немного не по себе, потому что вчера я сильно расстроилась».

«Расстроилась, — повторил я. — Наверно, ты поссорилась со своей хозяйкой».

Она не ответила, но как-то странно улыбнулась и вскоре сказала:

«Нет, Люк, ничего подобного, и больше того, никто так дружески не расположен ко мне, чем госпожа; думаю, она бы сделала для меня все, что угодно, будь это фермерский инвентарь или таверна, она ни в чем мне не откажет».

Я ничего не мог понять. Ведь всего несколько дней назад она говорила, что ее хозяйка эгоистична и сумасбродна, и нам придется долго ждать, чтобы чего-нибудь добиться от нее.

Поэтому я сказал ей: «Это как-то неожиданно, Феба». И она согласилась: «Да, это неожиданно случилось», — и снова улыбается. И тогда я резко повернулся и сказал:

«Я скажу тебе, моя девочка, что ты скрываешь от меня; тебе сказали кое-что, или ты сама выяснила, и если ты хочешь поиграть со мной, то скоро поймешь, что ошибаешься, предупреждаю тебя».

Но она засмеялась и говорит: «Господи, Люк, что это взбрело тебе в голову?»

Я ответил: «Если мне что и взбрело в голову, то не без твоей помощи, и еще раз говорю тебе, я не потерплю этой чепухи, и если ты хочешь таить секреты от человека, за которого собираешься замуж, то лучше подыщи себе кого-нибудь другого и храните свои секреты вместе».

Она начала хныкать, но я не обращал внимания и стал ее расспрашивать о госпоже. В моем кармане лежало письмо, помеченное крестиком, и я хотел выяснить, как мне лучше отдать его.

«Может другие умеют хранить секреты не хуже тебя, — сказал я, — и умеют заводить друзей. Вчера к госпоже приходил один джентльмен, так ведь? Высокий молодой джентльмен с темной бородой?».

Вместо того чтобы ответить, Феба разрыдалась и стала ломать себе руки, будь я проклят, но я ничего не мог понять.

Но понемногу я все выудил у нее, потому что не терплю всякой чепухи; и она рассказала, что сидела и работала у окошка в своей маленькой комнате на верхнем этаже, откуда хорошо видна липовая аллея, кустарник и колодец, и увидела, как госпожа прогуливается со странным джентльменом, они долго гуляли, пока не подошли…

— Постой! — закричал Роберт Одли. — Остальное я знаю.

— Ну, Феба рассказала мне все, что увидела, и когда она встретилась с госпожой сразу после этого, госпожа поняла, что служанка кое-что видела и теперь она в ее власти до конца своей жизни.

«И теперь она в моей власти, Люк, — сказала Феба, — и сделает для нас все, если мы сохраним ее тайну».

Как видите, и леди Одли, и ее служанка считали, что джентльмен, которого я в целости и сохранности посадил на поезд до Лондона, лежит мертвый на дне колодца. Если я отдам письмо, они узнают, что это не так, и мы с Фебой потеряем возможность получить от госпожи средства для начала совместной жизни.

Поэтому я храню письмо и свою тайну, а госпожа хранит свою. Но если бы она не унижала меня и дала денег, сколько мне нужно, я бы ей все рассказал и облегчил ее совесть.

Но она не сделала этого. Что бы она ни давала мне, она бросала это как кость собаке. И разговаривала со мной, как с собакой, и не выносила моего вида. У нее находились для меня только самые плохие слова. Она так презрительно вскидывала голову, что я злился еще больше и продолжал хранить свою тайну. Я вскрыл оба письма и прочитал их, но мало что понял; я спрятал их, и до этой ночи их никто, кроме меня, не видел.

Люк Маркс закончил свою историю и тихо лежал, устав от долгого разговора. Он следил за лицом Роберта, ожидая упрека или нравоучения, поскольку смутно сознавал, что поступил плохо.

Но Роберт не стал выговаривать ему, он не считал себя вправе делать это.

«Священник поговорит с ним и утешит его, когда придет завтра утром, — подумал мистер Одли. — И если несчастному нужна молитва, пусть лучше священник помолится за него. Что мне сказать ему? Его грех обернулся против него самого, ведь если бы госпожа успокоилась, таверна „Касл“ не сгорела бы. Кто осмелится управлять собственной жизнью после этого? Разве не чувствуется перст Божий во всей этой странной истории?»

Он смиренно размышлял о своих заключениях, в соответствии с которыми действовал. Он вспомнил, как безоговорочно доверился тусклому свету собственных доводов, но его утешила мысль, что он честно пытался исполнить свой долг, сохраняя верность по отношению к мертвым и живым.

До рассвета сидел Роберт Одли с больным, который погрузился в тяжелый сон вскоре после того, как закончил свой рассказ. Старушка все еще дремала. Феба спала в комнате внизу, так что молодой адвокат бодрствовал один.

Роберт не мог спать: он думал об услышанной им истории. Он благодарил Бога за то, что он сохранил жизнь его другу, и молился, чтобы он смог прийти к Кларе Толбойс и сказать: «Ваш брат жив, его нашли».