Тайна Лоэнгрина

– На вашу маму было совершено покушение. Ее пытались отравить. Скорее всего, отравить хотели Сильву, но так случилось, что именно Грета выпила отравленный чай.

Шлоссер рассказал вкратце, что произошло в доме и как подставная Анка заварила чай с ядовитой травой.

– …поэтому со вчерашнего дня здесь находится полицейский, – закончил он.

Эмма слушала рассказ следователя с недоверием.

– Я все равно не понимаю, – она пожала плечами, – зачем Анке травить мою мать?

– Я же вам сказал, что отравить хотели Сильву…

– А его зачем?

Сильва и Шлоссер переглянулись. Действительно, зачем? И как объяснить это Эмме? А если она разыгрывает непонимание? Хотя, честно сказать, ее недоумение казалось очень искренним.

– Это сложно объяснить. – Сильва подбирал слова. – Э-э… давняя история. В общем, я приехал погостить у Греты. Три года назад она гостила у меня в Москве…

– Вы русский? – Эмма сняла очки. На лице отразился испуг.

– Да. Вас это смущает?

– Н-нет… Вы отлично говорите по-немецки. Вот я и удивилась.

– Мои предки по отцу – немцы.

– Вы говорите, что моя мать была в Москве?

– Да, три года назад. А теперь я… э-э… с ответным визитом…

Сильва не знал, надо ли рассказывать ей о гибели отца и прочих событиях. Он вообще не знал, что ей можно говорить, а что – нет. Он с мольбой посмотрел на Шлоссера: выручайте!

– А теперь, позвольте все же узнать, как случилось, что никто не знал о вашем существовании?

– Что значит, никто? Все, кому надо, знали. Просто мы поссорились с матерью. И не общаемся.

– Давно поссорились?

– Около сорока лет назад?

– Что? – одновременно спросили Шлоссер, Сильва и Доменик. На лицах всех троих мужчин было написано неподдельное изумление: как такое возможно между родными людьми?

– Вы не общались с матерью сорок лет?

– Да.

– Но почему? – Шлоссер не мог скрыть замешательства.

– Она выгнала меня из дома, когда мне было семнадцать лет.

– Выгнала… – то ли спросил, то ли подтвердил Сильва.

– Да, выгнала. Согласна, я вела себя не очень хорошо. Отчим умирал… у него был рак, а я… я в тот период была просто оторва, знаете ли. Когда он умер, вообще не пришла на похороны, мы с друзьями уехали на вечеринку. Но мне было семнадцать! Пацанка совсем… А она не простила.

– И что, вы не пробовали восстановить отношения?

Эмма махнула рукой:

– Пробовала. Два раза. Я приходила к ней, но она не захотела со мной общаться. Характер у нее паршивый.

– Грета никогда не говорила, что у нее есть дочь, – тихо сказал Сильва.

– Она считала, что меня нет. Вот поэтому и не говорила.

– Простите… А ваш отец? – спросил Шпонгейм.

– Я не знаю, кто он. Мама никогда не рассказывала о нем. Если честно, отчим был мне хорошим отцом. Если б можно было вернуть прошлое, я бы вела себя умнее. Подростковая глупость… А она не простила. – Эмма сказала это тихо, еле сдерживая слезы.

Как-то не походила она на подозреваемую…

– Так что с эсэмэской? – вернулся к теме Шлоссер.

– Вот она. Пришла с неизвестного номера. Я пыталась перезвонить, но контакт заблокирован. Я позвонила матери (ее номер у меня все же есть), потом Урсуле…

– Вы знаете Урсулу?

– Знаю. Она двадцать пять лет работает у матери. Раза три я с ней встречалась, спрашивала о здоровье Греты. Она только просила, чтоб «ни Боже мой» мамуля не узнала, что мы встречались. Сегодня утром я ей позвонила, она подтвердила, что Грета в больнице. Урсула не знала, насколько все серьезно. И вот я решила заехать в Шаттен. Да, сначала в дом.

– Почему в дом? Почему не в клинику?

– Но я не знала, куда мне ехать!

– У вас есть ключи от особняка?

– Нет, – вздохнула она. – Я надеялась увидеть Урсулу. Я приехала сюда… Долго ехала. Между прочим, пробки. Я волновалась, знаете ли. Может, вы мне не верите, но это так. Увидела свет. Подумала, что мать уже дома и ничего страшного с ней не произошло. Позвонила. А тут полицейский.

– Но кто вам прислал эсэмэску?

– Понятия не имею. Вот вы и узнайте, кто это был!

– И зачем он написал, что Грета при смерти? Уже вчера мы знали, что все обошлось. Прогноз благоприятный. Завтра ваша мама будет дома.

– Выясните это, пожалуйста.

– Это могли быть родственники?

– Кого вы имеете в виду?

– Но у вас же есть близкие.

– Я общалась с дядей. Это мамин брат. Он умер десять лет назад. С его женой мы видимся нечасто. Поздравления на праздники и все. С племянниками тоже не очень…

– У вас есть дети?

– Да, сын Алард. Ему тридцать лет.

– Внуки?

– Нет. Сейчас молодежь как-то не очень спешит с детьми. Он живет с девушкой. Не знаю, насколько это серьезно.

– А дальних родственников вы знаете?

– О ком конкретно вы хотите узнать?

– Например, есть такой Генрих фон цу Аурих.

Она пожала плечами:

– Когда я была подростком… они собирались… Он тоже там был. Но, если честно, я Генриха плохо помню. В смысле, я не очень помню, какой он из себя. Имя только.

– Фрау Эмма, а что значит: они собирались? Кто – они? – поинтересовался Сильва. Он опередил Шлоссера, вероятно, тот тоже хотел уточнить, кто такие «они» и где «они» собирались.