Тайна Лысой горы

— Вот-вот! — подхватил я. — Так и сделаем. Давайте строить по Васькиному проекту с вашими добавлениями. Это будет ваш с Васькой коллективный проект. Мы даже потом специальную табличку на тахте прикрепим — построена, мол, по особому проекту отца и сына Кулаковых. Пусть аксакалы знают, кто им радость подарил.

Николай Степанович еще раз с сомнением глянул на Васькину мазню и наконец заколебался, улыбаясь, подошел к Ваське и потрепал его за чуб.

— Победил ты, Вась, так товарищи говорят, — в голосе его звучала гордость. — Вот бы не подумал, что и в твоей башке мысли водятся.

— Водятся! Еще какие водятся! — подхватил я. — Он у вас, знаете, какой сообразительный — что хотите придумать может. Такое иной раз придумает, что мы только удивляемся.

Уж тут-то я был честен — от Васьки можно было ожидать чего угодно.

— Сообразительный, говорите? — обрадовался Николай Степанович. — Наконец-то. Давно пора.

— В него только верить надо, — тихонько сказал я и еще тише добавил: — И не лупить! Если можно…

Николай Степанович помолчал, опустив голову. Потом шумно вздохнул и согласился:

— Это можно. Если сообразительный… — И сказал вдруг с жаром: — Я ведь, ребята, столярному делу его обучить хочу. Чтоб не угасло со мной ремесло мое, секреты мои.

— А меня будете учить? — встрепенулся Фархад. — Мы с Васькой вместе у вас уроки брать будем.

— Еще и дневник заведите, — смешался Николай Степанович. — Отметки ставить буду.

— И заведем! — задорно тряхнул головой Фархад. — Заведем ведь, Васька? Заведем, спрашиваю?

— Заведем, если надо, — нехотя согласился Васька, поддаваясь напору Камилова. — У меня запасной есть.

— Неси сюда сейчас же! — потребовал Фархад. — Заполним и сразу же первую тему запишем.

— Какую тему? — насторожился Васька.

— Ясно какую. Только что пройденную. «Генеральный проект тахты для чайханы поселка Катта-Караван» — вот какую. Правильно я говорю, Николай Степанович?

— Факт! — согласился столяр.

— И отметку Ваське поставить не забудьте, — напомнил я.

— Четверку, что ли? — заволновался Николай Степанович.

— А это уж вам решать, педагогу!

— Педагог, — завороженно повторил Николай Степанович. Прислушался и сказал еще раз: —Педагог…

Будто хотел посмотреть со стороны на это внезапное для себя слово.

Когда расходились, Васька вдруг окликнул Фархада каким-то странным голосом. Мы с удивлением глянули на Кулака и не узнали его. Только что безмерно счастливого Ваську — победителя конкурса — будто подменили. Перед нами стоял совсем непривычный Васька. Он был бледен, губы дрожали.

— Глянь, ребята, Васька мерзнет! — хохотнул Сервер. — От счастья в озноб бросило! Будешь, Вася, знать, как побеждать.

— Вась, ты чего, а? — спросил я, заподозрив неладное.

Кулак сделал неуверенный шаг вперед и молвил:

— Ребята… Фархад… я вам… одну страшную вещь… хотел сказать. Очень важную…

— Так какую все-таки — страшную или важную? — улыбнулся Сервер.

— Ну так говори, коли хотел, — развел руками Фархад. — Что случилось? Может, самоотвод своему проекту даешь? Смотри, не рискуй, а то ведь примем отвод.

И тут случилось и вовсе неожиданное. Васька как-то странно дернулся, тяжело развернулся и, махнув рукой, скрылся за калиткой. Мы переглянулись. Сервер сказал, вздыхая:

— Похоже, перегрелся наш лауреат в жарких лучах славы. Ничего, до свадьбы заживет. Остынет…

Урток главный архитектор

Зато наутро Ваську нельзя было узнать. К чайхане он примчался первым, глаза его сияли, прямо излучали радость и нетерпение. Азим-ака, не хуже нас знавший Васькино неуправляемое нутро, пугливо поглядывал на Кулака, невесть отчего крутившегося у чайханы уже с полчаса. Когда подошли и мы, Азим-ака спросил, показывая на Ваську:

— А зачем разбойника позвали?

— Как зачем? — воскликнул я. — Васька у нас — главный архитектор. Он вчера знаете какой проект тахты придумал? Ваши аксакалы закачаются!

— Закачаются? — испугался Азим-ака. — А не упадут с тахты, если она закачается?

Мы рассмеялись.

— Крепкая будет тахта, вы не сомневайтесь. Мы ведь в другом смысле.

По совету Николая Степановича мы подобрали бруски для стоек и широкие доски и понесли их в нашу Академию — строгать.

— Только не попортьте лес! — напутствовал нас Азим-ака.

Наконец-то наш верстак в бывшем сарае Юрки Воронова увидел настоящее дело. Мы по очереди строгали доски и бруски, не давая передыху рубанку. В обед забежал с работы Николай Степанович и придирчиво оглядел все, что было уже готово.

— Грязно… грязно снимаете стружку, — нахмурился он. — Доска — она ласку любит, а вы с нее, как с не любимого чада, три шкуры спускаете. Поглядите, как

это делается, — и он взял рубанок из рук Фархада.

И случилось чудо. Рубанок, который только что ретиво брыкался, давился стружкой и норовил выпрыгнуть из рук, послушно потек по доске, певуче снимая красивую, ровную стружку.

— Р-раз! — подпевал рубанку Николай Степанович. — Р-раз! Р-раз! Р-р-р-р-раз! — провел по всей длине бруска. Вот, теперь совсем другое дело.

Брусок, и правда, стал ужасно красивым.

— Ясно теперь, как струмент в руках держать? То-то же… Ну, я пошел, продолжайте пока.